Петиция какое-то время изучала обеих дочерей и уже мягче сказала:
— Я верю вам. Оставайтесь дома, на улице сейчас опасно.
Но сегодня вы ляжете спать без ужина и будете на коленях молиться, чтобы Пенсильванию нашли вовремя.
Каролина мигом уставилась на дубовый пол, иначе мать заметила бы непокорный блеск в ее глазах. Уж если она и станет молиться, так за то, чтобы Пенни с Эмметом навсегда скрылись от Филдинга Лайтфута!
Когда девочки вышли из комнаты, — Петиция повернулась к окну, размышляя над тем, что из всех дочерей одна Каролина похожа на нее. Даже не внешне, а своим отношением к жизни. Она такая же прямая, решительная. «И конечно, это принесет ей только несчастье», — вздохнула Летиция.
Тяжело иметь одних дочерей. Когда родилась последняя, тетушка Пет сказала: «Как плохо, что это не сын. Филдинг был бы доволен! Я думаю, поэтому вы с ним и не ладите…»
Тогда, лежа рядом с новорожденной дочкой, Летиция криво усмехнулась. Она-то знала, почему не ладит с мужем, однако не собиралась ни с кем это обсуждать, тем более с впечатлительной тетушкой Пет.
— Ладно, — вздохнула та, заметив усмешку племянницы. — Может, у тебя еще будет и мальчик!
Вряд ли.
Две первые дочери родились, когда у супругов все шло тихо и мирно. В то время Петиция еще стремилась полюбить мужа, хотя брак парня из Йорка и девушки из Джеймстауна был чистой случайностью. Девушка обратила внимание на Филдинга лишь назло Сэнди, который, поссорившись с ней, умчался невесть куда, а ее родители воспользовались их размолвкой, чтобы поскорее устроить брак дочери с Мартином Спилдингом, вдовцом, имеющим девятерых детей.
Родители же Филдинга мечтали женить его на Аманде Брамвей, наследнице соседней плантации. И если учесть старую вражду Лайтфутов с Рэндолфами, возникшую из-за пустого недоразумения на скачках, то любые связи между двумя семьями были совершенно немыслимы. Однако юная Петиция, не желавшая выходить замуж за старика, остановила свой пламенный взгляд на самом подходящем, по ее мнению, молодом человеке, которым оказался Филдинг Лайтфут.
Они тайно встречались, затем столь же тайно обручились, а когда приехали в гости к общему знакомому, то воспользовались его лошадьми и умчались в Мэрридж-Триз, где их связал узами брака пьяный судья.
Сначала они жили в Филадельфии и были счастливы. Первую дочь Петиция назвала Пенсильванией, в честь штата, где прошел их медовый месяц, вторую — Виржинией в память о родительском доме, по которому она так скучала. Но потом все пошло кувырком. Попытки Филдинга заняться коммерцией успеха не принесли, видимо, в душе он был плантатором, а не торговцем. Из гордости он не признался жене, и та не могла понять, отчего муж так переменился, начал язвительно критиковать ее друзей, ее бесхозяйственность, даже ее наряды.
Своевольная Петиция платила супругу той же монетой, поэтому ссоры в их доме не утихали. В конце концов ей это надоело, она собрала вещи и уехала вместе с обеими дочерьми к отцу, в Виргинию. Но потом, как выразилась тетушка Пет, племянница все же «пришла в себя» и вернулась к мужу.
Неизвестно, пришла Легация в себя или нет, однако слова Филдинга «Мы разорены», которыми он встретил жену, подвигли ее на решительные действия. Она проявила чудеса настойчивости и предприимчивости, самостоятельно организовав переезд семейства в дом родителей Филдинга, что только ухудшило положение. Лайтфуты считали невестку авантюристкой, а сына — одураченным слепцом. Исправить отношения могли бы такт и умение вести себя в такой обстановке, но как раз этим никто из них не отличался. Перед рождением третьей дочери Летиция была уже настолько измучена войной с мужем, что однажды призналась тетушке Пет, что назвала девочку Каролиной из-за страстного желания убежать на юг.
Вскоре семья переехала в заброшенный дом на берегу залива, и Петиция назвала поместье Фарвью за открывавшийся отсюда вид, которое шутники в Уильямсберге, наслышанные о ссорах Лайтфутов, переименовали в Бедлам.
Злясь на себя, вспыльчивые супруги осыпали друг друга ядовитыми насмешками. Филдинг в ярости уезжал из дома, безжалостно пришпоривая лошадь, а Петиция могла разодрать в клочья любимое бальное платье или разбить попавшиеся под руку вазы. Однажды их ссора в таверне буквально потрясла весь город, Летиция обиделась на какое-то замечание мужа, вскочила с места и, не обращая внимания на окружающих, швырнула в Филдинга бокал с портвейном. Очевидцы потом рассказывали, что глаза у нее сверкали ярче алмазов, украшавших лиф ее синего бархатного платья. Изрыгая проклятия, Филдинг тоже вскочил на ноги, ухватил свою Летти за волосы и поволок через всю таверну к выходу. Он бросил строптивую жену в коляску и уселся прямо на нее, чтобы не дать ей вырваться, а Петиция только молотила его кулаками да визжала от ярости. Под смех и рукоплескание публики они покатили к берегу, где их ждала лодка.
Но когда у четы появились еще двое детей, Уильямсберг загудел от удивления, словно растревоженный улей. Правда, человек, знающий Лайтфутов, не стал бы так удивляться. Просто они любили друг друга по-своему, их любовь походила на острый клинок, и, выясняя отношения, они размахивали им, как мечом. Летиция обвиняла мужа в том, что он притащил ее на этот дикий берег, где ей почти не удавалось повидаться с живыми людьми. Филдинг не мог простить жене, что она своим злым языком восстановила против него отца, который оставил все младшему сыну, хотя прежде именно Филдинг был его любимцем.
После ссоры они могли целыми днями и даже неделями не разговаривать, общаясь через слуг или дочерей. Потом бурные сцены возобновлялись, причем Филдинг так выходил из себя, что был способен на ужасные поступки. Как-то он схватил жену во дворе усадьбы и, перегнув через край колодца, кричал, что сейчас утопит, чтобы избавиться от нее раз и навсегда. Летиция висела над холодной бездной и пыталась одернуть задравшиеся юбки, ибо стеснялась показывать домочадцам свои шелковые чулки. Но вдруг она представила эту картину со стороны: хозяйка болтает ногами в воздухе, а слуги в ужасе бегают вокруг, не смея ей помочь. Увидев, что жена задыхается от смеха, Филдинг тоже расхохотался, поставил ее на ноги, привалился рядом с ней к кирпичной ограде колодца, и они еще долго тряслись от неудержимого смеха. В таком прекрасном настроении оба зашагали к дому, а на полпути, к изумлению нянек, пытавшихся успокоить плачущих от страха детей, Филдинг вдруг подхватил жену на руки и победоносно внес в дом. Эта ночь прошла у супругов как в начале их совместной жизни: со смехом, нежными ласками и томными вздохами. То была ночь любви и сладострастия, напомнившая им прежнее счастье.
