Не зная, что делать и куда идти, она села на землю в тени одной из пальм и заплакала.
— Давай вернемся обратно в деревню, — несмело предложил Таир.
— Кому мы нужны, — сказала женщина, — кто будет нас кормить?
— А если останемся здесь, то где мы будем ночевать?
Лейла тяжело вздохнула.
— Не знаю, сынок.
— Быть может, попросить помощи у халифа? Он отец всех правоверных, наместник Бога на земле, неужели он не подаст нам куска хлеба?!
Ни мать, ни сын не знали, сколь непросто попасть во дворец. Улицы квартала, примыкавшего к Круглому городу, где находилась резиденция правителя, были расположены подобно спицам в огромном колесе, но ни одна из них не вела в дворцовую часть Багдада. Туда можно было пройти лишь по охраняемой стражниками галерее.
К женщине и мальчику подошла старуха в ветхой, зияющей прорехами рубахе и, взглянув на Лейлу, прошамкала:
— Что, красавица, попала в беду? Негде спать и нечего есть?
В те времена незамужние девушки и простолюдинки в халифате не носили покрывал, потому любой прохожий мог разглядеть Лейлу. Лицо женщины сильно загорело, как у всякой крестьянки, но черты его были тонкие и нежные, а едва прикрытое рубашкой стройное тело выглядело молодым, здоровым и сильным.
— Я бы хотела найти работу, — сказала Лейла.
— Это хорошо, — кивнула старуха. — Я отведу тебя к человеку, который даст работу тебе и поможет пристроить к делу твоего мальчика. Вам не придется думать о ночлеге и голодать.
Лейла с надеждой вскинула затуманенные слезами глаза.
— Что за человек?
— Его зовут Юсуф, он помогает бедным.
— Это далеко?
— Не очень. Иди за мной.
Таир и Лейла поднялись с земли и послушно поплелись за старухой. Оба по-детски верили в чудо. Аллах велик, он не оставит их своей милостью. Люди бредут по жизни, как слепые, спотыкаясь и падая. И только рука Всевышнего способна направить их в нужную сторону.
Ни мать, ни сын не знали города, потому не подозревали, куда их ведет старуха. А та шла в район гавани, самое оживленное и подозрительное место столицы. Обездоленная беднота влачила в Багдаде жалкое существование. Эти люди добывали скудное пропитание случайными мелкими заработками, назойливым попрошайничеством, наглыми кражами или другими преступлениями. В их среде была распространена самая грязная проституция: девочки, мальчики, женщины и мужчины, не стесняясь, торговали собой.
Когда Лейла и Таир очутились в этом невиданном, неслыханном, уродливом и страшном мире и поняли, куда попали, было поздно. Их окружали ужасные люди, калеки, преступники и нищие, которые не подчинялись ни халифу, ни, казалось, самому Аллаху.
Вперед выступил огромный человек с выражением свирепого высокомерия на изуродованном шрамом лице. Это и был Юсуф, правитель багдадских проституток, попрошаек и воров.
— Кого привела? — спросил он старуху и по-хозяйски оглядел Лейлу и ее сына.
— Не девушка, но свеженькая. И с ней мальчишка.
Юсуф кивнул и бросил старухе монету.
— Красивый мальчик. Его будут охотно покупать. Одни глаза чего стоят! И женщина ничего.
Лейла в ужасе попятилась, однако бежать было некуда. Таир испуганно спрятался за мать.
— Сейчас вас накормят, — сказал Юсуф. — А утром пойдешь работать вместе с мальчишкой. Предупреждаю сразу: убежать от меня нельзя. Мои люди повсюду. Выбирай: или жизнь здесь, или смерть.
— Умоляю, — сдавленно произнесла Лейла, — не трогай моего сына!
— Как зовут тебя и мальчишку? — спросил Юсуф.
Женщина ответила. Он кивнул и сказал:
— Таир должен каждый день приносить и отдавать мне три дирхема. Как и где он их добудет, меня не касается. Вряд ли из него получится попрошайка — слишком хорошенький и ухоженный. Если имеет голову на плечах, сможет что-то украсть. Самый легкий способ для такого мальчишки — торговать своим телом, а для тебя, Лейла, — и вовсе единственный. Ты будешь отдавать мне пять дирхемов. Моя территория — ближайший рынок и порт. Дальше не суйтесь. Если что-то случится, постараюсь вас выручить.
— А если… если мы не принесем денег? — прошептала женщина.
Черные глаза Юсуфа сузились, а на лицо наползла зловещая ухмылка.
— Тогда я сам попользуюсь мальчишкой и тобой, женщина. Кроме того, за вами останется долг, — жестко произнес он.
Лейле и Таиру дали немного молока и лепешки, но ни мать, ни сын не могли есть. Им выделили место в какой-то грязной лачуге; когда они легли и прижались друг к другу, Таир спросил:
— Что имел в виду этот человек, когда сказал, что меня будут охотно покупать? Ведь мы свободные люди, а не рабы, и я не вещь!
— Дай Бог, чтобы ты никогда не узнал, что это означает, сынок! — промолвила Лейла, задыхаясь от слез.
Наступившее утро было самым безрадостным в жизни Таира. Юсуф велел Лейле идти вместе с другими женщинами туда, где стояли на якоре корабли чужестранцев, а мальчику приказал отправляться на рынок. Торговать собой днем было менее прибыльно, зато куда безопаснее, чем ночью. Тех женщин, что выходили на промысел при свете луны, нередко находили зарезанными и задушенными, а иной раз они вовсе исчезали неведомо куда.
Таир надеялся раздобыть побольше денег, чтобы матери не пришлось зарабатывать их тем ужасным и загадочным способом, о котором говорил Юсуф. При этом он совершенно не представлял, где взять восемь дирхемов.
Сначала мальчик попробовал просить милостыню, но ему никто не подавал. Тогда он пошел на рынок и принялся бродить между рядов, высматривая, не удастся ли что-то стащить. Ему были неведомы нравы и обычаи мира, в котором он находился, и он не знал ни единого способа заставить торговцев расстаться со своим добром.
Рынок гремел и бушевал, люди сновали, горланили, спорили, продавали и покупали, и каждый зорко следил за своим товаром. Запахи снеди кружили голову, вещи поражали разнообразием и красотой.
Таир заметил, как один из торговцев приподнялся и положил на подушку, на которой сидел, туго набитый кошелек, а потом вновь опустился на место. Перед ним высилась гора щедро сдобренных маслом, сыром и зеленью лепешек; у Таира потекли слюнки. Мальчик стоял и размышлял о том, как бы заставить торговца вновь подняться, а затем вытащить у него кошелек.
Пока он думал, к нему подошел мальчик лет десяти и с ходу спросил:
— Ты тоже заметил?
Таир попятился.
— Что?
— Не глупи. Кошелек.
— Да, но…
— Ты мальчик Юсуфа?
— Я сам по себе! — огрызнулся Таир.
— В этом городе нет никого, кто был бы сам по себе, — сказал парнишка и спросил: — Как тебя зовут?
