Будучи от природы человеком добродушным, Харвуд всегда щедро расплачивался с хозяевами заведения, не мелочился, не проверял представленные ему счета. Все те, кого он приводил в Хиткок, непременно становились завсегдатаями таверны, приводили туда своих друзей, а те — своих, и так далее. Поэтому Хиткок был широко известным и популярным заведением среди обеспеченных джентльменов.
— Это большая честь для нас, сэр, — с глубоким поклоном ответил Джек, а Марта сделала неловкий реверанс.
В позах обоих чувствовалась какая-то рабская благодарность. Марта всегда была уверена в том, что Джек смог бы лизать башмаки своему патрону, преклонив колени, если бы это прибавило кругленькую сумму к их капиталу или увеличило бы товарооборот заведения. Она внутренне презирала эту склонность мужа, но сейчас была очень польщена приглашением Харвуда.
— Мы непременно будем на выставке, сэр, — церемонно ответила Марта и, слегка порозовев, вновь сделала реверанс.
Однако случилось так, что в день, предназначенный для посещения, она сильно простудилась и слегла. Не могло быть и речи о том, чтобы Марта куда-нибудь вышла или вообще встала с постели. Джек, который интересовался выставкой примерно так же, как петух — жемчужным зерном, все же понимал, что обязан пойти. И пригласил Эстер.
— Если ты, конечно, хочешь, то можешь пойти со мной, — сказал он ей, — нам не обязательно долго торчать там. Нужно просто «отметиться», чтобы я с чистой совестью мог сказать Харвуду, что я там был.
Зал Почетного Общества Ювелиров располагался в высоком здании с узкими готическими окнами и огромной парадной дверью. Внутри зал был отделан резными панелями из ценных пород дерева. Сотни свечей горели в стеклянных канделябрах с подвесками, и тонкие языки их пламени отражались на отполированных до зеркального блеска деревянных поверхностях.
В этом зале происходили торжественные регистрации личных знаков-отметок молодых ювелиров, которые, пройдя семилетний путь учебы у мастеров, отныне приобретали право работать самостоятельно и помечать изделия личным клеймом. Такие знаки назывались «пробами».
Молодые мастера со дня их торжественного официального «признания» могли основывать свои собственные мастерские или продолжать работать со своими бывшими хозяевами. Им также даровались особые привилегии, на которые не могли рассчитывать простые подмастерья. Ремесло ювелира считалось тогда самой почетной и «эстетичной» из всех мужских профессий.
— Ах, да не волнуйся ты! — прошипел Джек Эстер, сам ощущая неловкость и страх, входя в огромный роскошный зал.
Вдоль стен были расставлены стенды с золотыми и серебряными изделиями, а между ними стояли лакеи в ливреях и торжественно кланялись гостям.
Эстер чувствовала себя так, будто попала в сказку. Все присутствующие щеголяли дорогими нарядами, дамы были в шелках и кружевах, парче и бархате. Но когда Эстер увидела экспонаты, все окружающее великолепие померкло перед ними.
Там были золотые и серебряные предметы такой красоты, что Эстер на секунду даже зажмурила глаза, не привыкшие к ослепительному сиянию драгоценных металлов. Все экспонаты располагались на задрапированных темным бархатом стендах, шелковые витые шнуры обозначали границу приближения к ним.
Эстер и Джек увидели кухонную утварь, сделанную из самых дорогостоящих и самых красивых металлов на свете — золота и серебра. Все это сверкало, переливалось разноцветными огнями.
— Пресвятая Богородица! — воскликнул Джек. — За это, наверное, нельзя расплатиться и всеми деньгами мира!
У Эстер просто пропал дар речи. Она, конечно, и раньше видела дорогие ювелирные изделия, ценную церковную утварь, но только в витринах магазинов, где между ней и вещами всегда было стекло. Здесь же ничто не скрывало сияния и игру света на великолепных изделиях, созданных руками замечательных мастеров. Солнечный свет широким потоком лился из окон, и от этого экспонаты становились еще более прекрасными.
Джек начал вертеть головой во все стороны, отыскивая стенд с вещами из мастерской Харвуда. Он намеревался быстренько просмотреть их и уйти, но Эстер потянула его за рукав:
— Дядя, давайте посмотрим все! — умоляюще зашептала она.
Джек достал из кармана часы на золотой цепочке и взглянул на них.
— Я не могу здесь оставаться больше пяти минут. Марте очень плохо, и она не сможет сегодня стоять за стойкой бара. Поэтому я должен идти. А ты, если хочешь, можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь.
— Дядя, пожалуйста, можно я побуду здесь еще немного?
— Ну, хорошо, хорошо. Только смотри, никому не рассказывай, что я оставил тебя здесь одну.
Он подмигнул Эстер, и та подмигнула ему в ответ. Она прекрасно понимала, что говоря «никому», дядя прежде всего имеет в виду Марту.
Джек оставил ее возле стенда с изделиями Харвуда. В центре его композиции был чайный сервиз, расставленный на столике из розового дерева. В то время хороший чай был дорогим удовольствием, поэтому чашечки изящной восьмиугольной формы Харвуд сделал совсем маленькими, размером почти с кофейные. Зеркальные серебряные бока заварного чайника такой же необычной формы отражали молочник, сахарницу и полоскательницу, которые его окружали. Здесь же на маленьком подносе лежали серебряные чайные ложки, стояла корзинка для печенья и сладостей с витой крученой ручкой, и позолоченная коробочка для хранения самого чая, на крышке которой был выгравирован цветок. Коробочка эта закрывалась на замок, так как в некоторых домах нерадивые слуги имели обыкновение красть драгоценный чай у хозяев.
Эстер посчастливилось несколько раз в жизни попробовать настоящий чай. Марта постоянно держала немного чая в гостинице, потому что некоторые постояльцы могли себе позволить заказать этот дорогостоящий напиток. И Эстер милостиво разрешалось допивать остатки чая, конечно, когда они имелись. Эстер нравился этот, как ей казалось, изысканного вкуса напиток, и при виде драгоценного чайного сервиза ей пришла в голову мысль, что если заваривать и разливать чай в такую вот посуду, он будет во много раз вкуснее.
Возле сервиза располагался волшебной красоты сосуд для вина с высокой куполообразной крышкой и ручками в виде львов, сидящих на задних лапах. Напротив стоял кубок, покрытый золотыми пластинками, который, по мнению Эстер, подошел бы только для лорда-мэра Лондона.
Она принялась бродить от стенда к стенду. Супницы и чашки для шоколада, подсвечники и огромные канделябры, которыми украшали длинные обеденные столы, табакерки, солонки, щипцы для колки орехов — все это было неземной красоты, и все это лежало на стендах перед Эстер.
