Клод повез Жасмину к мессе в черном блестящем экипаже, запряженном двумя серыми лошадьми. Она чувствовала себя принцессой, пока они ехали по тенистым извилистым улочкам. Они видели взгляды и улыбки других пар и целых семейств, направляющихся в церковь в собственных красивых экипажах.
Во время службы в церкви святой Марии любопытные взгляды заинтригованных прихожан были направлены на эту пару, сидящую в последних рядах.
После мессы несколько почтенных матрон города Натчеза, которые раньше редко снисходили до разговора с Жасминой, стали подходить к ней, желая быть представленными ее красивому спутнику.
Потом Клод настоял на том, чтобы Жасмина пошла с ним пообедать в фешенебельную гостиницу Сити. За обедом они ели цыпленка, болтали и смеялись над любопытством городских матрон, сующих свои носы во все дела.
— Я уверен, что заочно они уже выдали вас за меня замуж, — сказал Клод с самоуверенной улыбкой, протянув руку над столом, покрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, и взяв руку Жасмины в свою. Когда же она взглянула на него в зачарованном удивлении, он заговорщицки подмигнул ей и добавил: — Должен сказать, что это неплохая идея.
Жасмина опустила глаза, и Клод осторожно убрал свою руку, почувствовав, что Жасмина была шокирована его смелыми ухаживаниями. Но уже через несколько минут, когда он шутя спросил ее, не хочет ли она положить еще сахару в чай, она опять смеялась и весело болтала с ним.
Жасмина чувствовала себя очень непринужденно с Клодом. Он откровенно флиртовал с ней, и ей это нравилось.
В последующие несколько дней Клод проводил с Жасминой все время, когда она не была в приюте. Жасмина даже попросила мать Марту отпускать ее раньше, так, чтобы она могла проводить больше времени со своим красивым поклонником до его отъезда в Луизиану.
Жасмина и Клод вместе ходили за покупками и на концерт, который давал городской оркестр, а также на спектакль местного театра «Двенадцатая ночь» Шекспира. Клод дарил Жасмине красивые подарки — английские конфеты и ветки чудесных роз. Несмотря на ее протесты, он даже нанял кровельщиков, чтобы они починили крышу ее дома, протекавшую в нескольких местах. Долгими вечерами они пили чай на ее веранде и он рассказывал ей о своей плантации в Луизиане. Жасмина чувствовала, что она все больше поддается его обаянию.
За день до своего отъезда Клод пригласил ее на прогулку на площадь, где в старину проводились испанские парады — популярное место прогулок над обрывом. Рука об руку они обошли большую площадку под сенью вековых дубов. Оба были в серьезном задумчивом настроении.
— Жасмина, ваше присутствие сделало мое пребывание в Натчезе особенным, — сказал Клод прерывающимся голосом.
— И тем не менее завтра вы должны уехать, — закончила она с нотками отчаяния в голосе.
Он остановился и повернулся к ней, в его глазах было страдание:
— Вы должны кое-что узнать обо мне.
— Что?
Они стояли под огромным замшелым деревом: Жасмина смотрела на Клода взглядом, полным любви, и теплый ароматный ветерок шевелил складки ее платья.
Они долго молчали. Наконец с болью в голосе он произнес:
— Я любил только один раз, моя дорогая. Моя семья переехала сюда из Франции четырнадцать лет назад. С нами приехала девушка, которую я любил. Габриэль было пятнадцать, когда мы приехали сюда. — Клод остановился, потом продолжал вдруг охрипшим голосом: — Через три месяца после нашего приезда разразилась эпидемия скарлатины. Я потерял всю свою семью, а также мою Габриэль.
— О, Клод! — воскликнула Жасмина, беря его за рукав. — Как ужасно! Я вам так сочувствую!
Он отвернулся от нее, его плечи задрожали.
— С тех пор меня мучает чувство вины.
— Вины?! — воскликнула Жасмина. — Почему вас должно мучить чувство вины? Разве вы в чем-то виноваты?
Он резко повернулся к ней.
— Да! Знаете, это я настоял на том, чтобы Габриэль приехала сюда со мной, хотя она хотела, чтобы мы остались во Франции. Если бы она не поехала со мной, она была бы сейчас жива! — с чувством продолжал он. — Я поклялся на ее могиле, что обреку себя на одиночество в наказание за ее смерть в надежде, что когда-нибудь соединюсь с моей любимой на небесах…
Он подошел к Жасмине ближе, взял ее за плечи и продолжал прерывающимся голосом: — Это было четырнадцать лет назад. И ни разу с тех пор я не пожалел о своем решении, пока не увидел вас в прошлую пятницу.
Волна радости охватила Жасмину: — Клод, вы имеете в виду?..
Его сильные пальцы сдавили ее лопатки, почти причиняя ей боль.
— Да, моя дорогая, я хочу, чтобы ты была моей женой, и я думаю, даже бедная Габриэль согласилась бы, что я достаточно страдал. Прекрати мои страдания — поедем со мной в Луизиану!
Пытаясь сдержать слезы, Жасмина смотрела на Клода в изумлении, пока их губы не соединились. Его решительность заставила ее сердце бешено забиться. Его горячие губы были прижаты к ее нежному невинному рту, а его язык пил сладкий нектар в его глубине. Жасмина была так потрясена, что прильнула к нему всем телом. Когда она почувствовала губы Клода на своей мокрой от слез щеке, она уже задыхалась и почти потеряла способность думать. Его руки сильно сжимали ее тонкую талию, а его крепкое тело было плотно прижато к ее хрупкому стану и нежной груди.
— Это все так неожиданно… — наконец смогла выговорить она.
— Не так уж и неожиданно, моя дорогая, — сказал он. — Мы многое узнали друг о друге за эти несколько дней. Кроме того, когда я увидел тебя на прошлой неделе, я сразу понял, что ты создана для меня.
Она отстранилась и спросила тихим голосом:
— Я похожа на нее?
Немного отступив, он с улыбкой посмотрел на Жасмину и вытер слезинку на ее порозовевшей щеке.
— Нет, пусть тебя это не тревожит! Габриэль была небольшого роста и с темными волосами. А ты — ты любовь всей моей жизни, о которой я и мечтать не мог и которую мне опять послал Господь.
— О, Клод! — прошептала Жасмина, когда жаркие, чувственные губы француза прижались опять к ее губам.
Наконец они нехотя разжали объятия.
— Ты поедешь со мной? — спросил Клод, умоляюще глядя на нее своими черными глазами. Увидев, что она нахмурилась и прикусила губу, он добавил: — Дорогая моя, в чем дело?
— Клод, я в трауре, — беспомощно ответила она.
— Дорогая, бывают случаи, когда условности не обязательно, даже не следует, соблюдать. Скорбь превращается в жестокость, если она мешает двум людям познать самое большое счастье в их жизни.
— Но ты уверен? — спросила она, раздираемая самыми противоречивыми чувствами.
— А ты? — спросил он с выражением боли в глазах. С горечью он продолжал: — Ты боишься, что я принесу тебе несчастье, моя любимая, так же, как я принес его бедной Габриэль?
