— Кто здесь?
Ответа не последовало, но шорохи прекратились.
В комнате стоял полумрак; свечу Митя забыл в прихожей, когда раздевался. Как он ни старался, не мог выдвинуть ящик. Вероятно, он был заперт на ключ.
— Не трудитесь, вам это не поможет, — человек решил выйти из тени. — Вы обречены, сударь! Не двигайтесь, иначе выстрелю.
В руке незваного гостя показался пистолет.
— Кто вы и что вам нужно? Хотя бы объяснитесь! — Митя продолжал попытки достать оружие.
— Проявите мужество и умрите мужчиной, — визитер шагнул вперед.
— Подождите! Я требую объяснений!
Митя понимал, что в его интересах потянуть время: ящик скоро выдвинется, должен же он выдвинуться, наконец!
— Требуете? Вы стоите у края пропасти, а все потому, что растоптали чужие жизни. И вы за это поплатитесь!
— Кто вы? — замок сломался. Но Митя понял, что не успеет.
Раздался выстрел:
— Умрите!
В этот момент ящик поддался, от чего Митю отбросило в сторону. Пуля, предназначенная в сердце, прошла навылет, слева через плечо. Облокотившись об тумбочку, Митя почувствовал, что сползает вниз. Боль обжигала, забирала силы. Нужно было действовать, не медля.
Он нащупал пистолет, выпрямился, взвел курок, выстрелил…
Незнакомец охнул, выронил пистолет и повалился набок. Митя выстрелил метко, и его пуля прошла чуть выше сердца нападавшего, повредив ему одну из важных артерий. Визитер истекал кровью. Прежде, чем сознание помутилось, губы его прошептали:
— Будь ты проклят!
Митя дотронулся до раны и поднес ладонь к глазам — она была в крови. Тогда он снял с шеи платок и с силой надавил им на рану, пытаясь остановить кровотечение. Его беспокоила неподвижная фигура, лежащая в луже крови у противоположной стены.
Митя приблизился, держась за стену. Ногой развернул голову лежащего и тотчас же узнал его, мрачно прошептав:
— Валериан Басов!
Затем отступил на шаг, замер. Осознав, что человек, распростертый у ног, умер, прошептал:
— Так вот кто стоял у меня за спиной!
Лиза неспешно прогуливалась по песчаной дорожке. Стояла жара, и ей приходилось прятаться от прямых солнечных лучей под зонтиком. Рядом играли дети, перекидывая друг другу полосатый мяч. Картина напомнила бы Лизе идиллию, будь с ней сейчас Николенька. Дорогой супруг! Как она несправедлива к нему, как жалеет сейчас, что все так обернулось. Лиза многое хотела вернуть, и у нее уже созрел план возвращения в столицу: она намеревалась отказаться от фрейлинской должности, несмотря на риск попасть в немилость к царственной чете.
Одновременно Лиза с интересом наблюдала за тем, как неподалеку, под навесом, Звенигородько о чем-то увлеченно беседовал со Стаси: как осторожно дотрагивался до ее руки и наклонялся ближе к сидящей рядом красавице.
Банкир зачастил в Петергоф и в конце концов снял здесь дачу, чтобы быть постоянно вместе с двумя подругами. Как-то, разговаривая с Лизой, он проговорился, что намерен сделать Стаси предложение. На что Лиза ответила: «Не сомневаюсь, мадемуазель Северина ответит вам согласием, но… Мне будет жаль терять вас обоих, вы слишком мне дороги».
Радостный детский крик отвлек Лизу от раздумий. Дети со всех ног бросились в сторону дома, приведя в смятение няню Агриппину Тихоновну.
Лиза обернулась. На крыльце дома стоял Николай Степанович, которого мгновенно атаковали дети. Сашенька уже забрался к отцу на руки, обнимая его пухлыми ручками. Лиза, радостно улыбаясь, поспешила к мужу навстречу.
Вересов опустил сына на землю и обратился к жене.
— Отведи детей к няне, и поднимемся наверх.
— Что-то случилось? — Лиза взяла детей за руки.
— Разговор серьезный, так что поспеши.
Через несколько минут они уже были в гостиной. Было заметно, что Николай Степанович волнуется и просто не знает, с чего начать.
— Иногда в жизни обстоятельства складываются так, что изменить что-либо мы и хотим, да не в силах. Я должен уехать.
— Уехать? Куда? — Лиза вскочила с дивана, но муж попросил не беспокоиться.
— Прости. Срочные дела в Москве. Монферран начал подъем Царь-колокола, и мне необходимо при этом присутствовать.
— Но как же Исаакий? Кто будет этим заниматься? Как же я, все мы… без тебя?
— Вот об этом я и хотел поговорить, — Вересов напрягся, решаясь сказать неприятное. — Забираю детей с собой. И не возражай.
— Нет, милый, это невозможно! — Лиза всплеснула руками. — Ты только представь: столько дней в тряской карете! Я не выдержу, а уж дети тем более.
Вересов смотрел на жену так, словно ее участь уже давно была решена:
— Но ты не поедешь.
— Не поеду? — Лизе показалось, что она ослышалась. — Объясни мне, почему я не могу поехать?
На что последовал вполне вразумительный ответ:
— Разве ты сама только что не хотела остаться? Да и воле государя мы не можем перечить. А эта воля, как ты знаешь, требует твоего присутствия при императрице.
— Тогда и дети никуда не поедут! Как я могу их отпустить, когда всем нам грозит опасность.
Вересов снова посмотрел на жену обреченно:
— Именно поэтому, Лиза, я настаиваю. Уверяю тебя, мы будем ехать так медленно, как только возможно. Дети не устанут. За неделю мы точно доберемся, а по пути будем останавливаться для прогулок, для пикника и на ночлег — Агриппина Тихоновна за ними присмотрит. В Москве нам есть где разместиться — остановимся у Ираиды, сестры. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Напротив, именно будучи в Петергофе, ты подвергнешь детей большей опасности. Что если убийца станет тебя преследовать?
Лизе такая мысль в голову не приходила. Губы сами произнесли:
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Да и детям не помешает познакомиться с родной тетушкой. Когда ты собираешься ехать — завтра или на следующей неделе?
Вересов был доволен разговором. Поэтому он ответил резко, словно скомандовал:
— Нет, отправляемся прямо сейчас. Раз ты не возражаешь, нужно, не мешкая, собираться в дорогу.
В доме поднялась суматоха.
Агриппина Тихоновна привела детей с улицы. Следом вошли Стаси об руку с Звенигородько, который, не успев войти, поспешил откланяться.
Последующие несколько часов Лиза посвятила сборам. Горничную отправили за молоком для Сашеньки, Агриппине Тихоновне наказали чаще переодевать детей и беречь их от холода и дождя, следить, чтобы они в дороге не простудились. Лиза была не на шутку обеспокоена тем, как дети поведут себя в отсутствие матери. Однако, наблюдая их на коленях Вересова, она немного успокоилась и решила, что Николенька прав: детям будет с ним лучше.
