— Мы можем сопровождать сына, сержант?
— Если желаете; это не запрещается.
— Как вы себя чувствуете, Арно? — спросила встревоженная Матильда.
— В мире с самим собой: я совершил то, что должен был сделать.
Арно поднял голову, но слишком юный, чтобы уметь контролировать выражение лица, он не сумел скрыть ни напряжения, ни поразившие его мать сильное волнение, растерянность и тревогу, прочитанные ею в его глазах.
Через поселки Сен-Жермен и Сент-Сюплис, жители которых также готовили к завтрашнему празднику свои дома, улицы и новую церковь, они вышли в поля, окружавшие дом Гертруды. Здесь, как всегда, было тихо. Долина, занятая виноградниками, огородами и пастбищами с отдельными группами деревьев, была защищена с востока укреплениями горы Сент-Женевьев.
Калитка без труда открылась, как и дверь самого дома. Кругом царила тишина, нарушавшаяся лишь пением птиц.
— Мне казалось, что я оставил занавески поднятыми, — заметил молодой человек, второй раз за этот день входя в залу, возвращаться в которую ему явно стоило большого усилия над собою.
Сержант подошел к кровати и решительно раздвинул занавески, за которыми взорам представилась пустая кровать.
— Где же ваш приятель? — спросил он с обескураженным видом.
Ошеломленный, Арно смотрел на чистые простыни, на одеяло из овчины без единого пятнышка. Губы его дрожали, капли пота покрыли его лицо.
— Не понимаю, — проговорил он наконец глухим голосом, — нет, черт побери, не понимаю. Когда я вышел из этой комнаты, Артюс лежал без признаков жизни поперек матраца. На его белой рубашке было полно пятен крови. Я уверен, что он был мертв.
За этим заявлением воцарилась тишина.
Сержант усмехнулся, желая разрушить замешательство, нависшее над его группой.
— Мертвец не может самостоятельно исчезнуть, предварительно все приведя в порядок, — проговорил он, подняв плечи. — Ваша жертва вовсе не была мертва, а всего лишь ранена, вот и все! Человек может уйти либо самостоятельно, или же кто-то должен явиться к нему на помощь, помочь ему уйти отсюда, скрыться Бог знает куда!
— Видно, вы ударили этого бандита не так сильно, как думаете, сын, — сказал метр Брюнель.
— Но в конце концов, отец, я и не стремился к этой бескомпромиссной борьбе, которая завязалась между нами. Тому свидетелем моя рана.
— Разумеется, сынок. Но вы никого не убили! — воскликнула Матильда. — И слава Богу! Какие бы подлости ни совершил Артюс, я хотела бы, чтобы на вашей совести не было его смерти.
— Чему я обязана неожиданностью подобного визита?
Это был насмешливый голос Гертруды, внезапно разрушивший ощущение неловкости, испытывавшееся каждым участником этой сцены. Остановившись на пороге двери в комнату, дочь Изабо смотрела на отряд, расположившийся в зале ее дома. Она стояла против света, поэтому выражение ее лица было различить трудно.
— Возможно, вы дадите нам желаемое объяснение, — сказал оказавшийся лицом к лицу с этой неприятной ему женщиной Этьен тем вызывающим тоном, который никогда не оставлял его в подобных обстоятельствах. — Вы должны знать, где в данный момент находится тело Артюса Черного, который так сладко храпел на вашей постели около шести часов.
— Не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Она сделала несколько шагов, приблизившись к остальным. Пальцы ее барабанили по сумке на поясе.
— Вы владелица этого дома? — спросил сержант, в расчеты которого эта ситуация явно не входила.
— Конечно.
— Так, значит, это вы прячете этого проклятого голиарда, сбежавшего прошлой ночью из замка Вовэр?
— Я? Вовсе нет.
— Но, тысяча чертей, он совсем недавно спал на этой постели!
— Вы его видели?
— Я… нет… нет… сам я не видел, но имеется свидетель.
— Он был в постели, сонный, — четко ответил Арно. — Клянусь честью, я нашел его лежащим на этой кровати, боролся с ним и ранил его, если не убил, прежде чем уйти отсюда.
Внезапно проскрежетал смех Гертруды.
— Вот уж чудо, так чудо! — проговорила она. — Вы считаете, что я прятала у себя человека, которого разыскивает королевская полиция и жандармы из аббатства Сен-Жермен? Вы понимаете, что означает это обвинение меня в соучастии?
— Мне не пришло бы в голову выдумать подобную историю, — энергично вмешался в разговор Арно. — Рана, которую он мне нанес, ясно говорит о том, что мы жестоко бились друг с другом.
— Ну и что? Эту рану вы с одинаковым успехом могли заполучить в какой-нибудь студенческой потасовке, далеко отсюда. Позвольте мне также спросить вас, что вы намеревались делать в моем доме, даже не предупредив меня о своем приходе? Разве вам не было известно, что я в тот час была приглашена на обед к вашей сестре?
— Я этого не знал.
— Кто поверит в это, Арно?
Она вновь рассмеялась, как всегда искусно показывая зубы, словно готовая укусить собака.
— Как бы то ни было, я, видите ли, должно быть, это предчувствовала, так как, расставшись с моими хозяевами, подчиняясь какому-то инстинкту, побуждавшему меня вернуться сюда раньше намеченного времени, пошла напрямик, чтобы узнать, что происходит в моем доме.
— Лучше скажите, чтобы вернуться в общество Артюса, который должен был подыхать от скуки в полном одиночестве в этом забытом Богом месте!
Этьен нервничал. Матильда положила на его руку свою.
— Ноги Артюса не было в этом доме! — заявила дочь Изабо. — Если бы он сюда явился, мне тут же сказали бы об этом!
— Если все то, что вы говорите, правда, то кто мог бы мне тогда нанести эту рану, от которой мне приходится страдать? — повторил Арно.
— Это мне неизвестно! Мало ли кто! Что я знаю, так это то, что этого не мог сделать Артюс под этой крышей, поскольку он здесь никогда не был!
Матовое лицо Арно побагровело от гнева, глаза его метали молнии.
— Знаете ли вы, Гертруда, что в открытую насмехаться над правосудием столь же опасно, как и неприлично?
— Я ни над кем не насмехаюсь, упаси Бог! Я говорю, повторяю, чистую правду.
— Ладно, хватит! — не вытерпел сержант. — Чем больше вы спорите, тем больше запутывается дело! Не знаю, что и подумать об этой истории!
— Но, — запротестовал ювелир, — мой сын по собственной инициативе отправился с повинной, считая себя убийцей, к отцу аббату в Сен-Жермен-де-Пре! Вы же хорошо понимаете, что, если только он не сумасшедший, он не сделал бы этого без достаточных оснований!
— Ну… да, вы рассуждаете здраво, — согласился сержант, смущенно потирая своими крупными пальцами плохо выбритую щетину бороды.
— Видите ли вы здесь хоть малейший след присутствия мужчины в этом доме? — с апломбом спросила в свою очередь Гертруда.