— Угощайтесь, мон ами, — пригласил француз, нарезая хлеб и наполняя вином кружки.
— Нет, не могу, — отказался Ксавье, встал и вынес кружку с супом из каморки, которую Куисанд «арендовал» у Кадара. Здесь же, у порога, сидели Тимми с Таббсом и жадно глотали свои жалкие порции. Ксавье поставил перед ними на землю свою кружку и сказал: — Вот, ребята, разделите это между собой и подкрепитесь как следует!
— Капитан, сэр? — просиял Тимми, не веря своим глазам.
— Считай это приказом: вам вдвоем прикончить весь суп!
Тимми не пришлось упрашивать: он тут же набросился на суп.
Блэкуэлл полюбовался недоуменной физиономией Таббса, потом вернулся к Куисанду.
— Вы чрезвычайно благородны, — заметил Пьер, глядя на капитана.
Ксавье только молча пожал плечами и потянулся за хлебом.
— Однако если вы намерены протянуть подольше, вам необходимо позаботиться в первую очередь о себе. Здесь, в тюрьме, человеку потребуются все силы и воля — без остатка, — чтобы выжить.
— Но мои люди надеются на меня. А юнга сильно истощен.
— Здесь никто не страдает от обжорства, кроме тех, кто достаточно разумен и к тому же богат, чтобы купить у Кадара право на послабление.
Ксавье снова пожал плечами.
— Но в любом случае от вашего поступка повеяло свежим ветром с воли. — Пьер ненадолго вышел и вернулся с новой кружкой супа. — Я разделю сегодня свою порцию с вами, капитан. Но на сей раз буду настаивать, чтобы вы съели его сами.
— Надеюсь, что смогу с ним управиться, — улыбнулся Блэкуэлл.
Мужчины быстро съели суп и не спеша потягивали вино.
— Ого, дружище, да ведь это настоящее французское вино — не думаю, чтобы меня подводил мой нюх! — довольно блеснул глазами Ксавье.
— Вы абсолютно правы, это настоящее бордо, 1799 года… отличный сбор! — ухмыльнулся Пьер.
— Здесь, в Триполи? — недоумевал Ксавье, смакуя густую, мягкую, ароматную и нежную влагу. — Господи, это же настоящая амброзия!
— Временами корсарам попадается весьма любопытный груз, — засмеялся француз. — А мусульмане, по счастью, не пьют!
— Как это мило с их стороны, — в тон ему отвечал капитан, которому уже слегка ударило в голову. Пьер щедро наполнил опустевшие кружки.
— У меня припасено еще с дюжину бутылок, капитан. И поверьте, к каждой из них я испытываю не менее нежные чувства, чем к любой из встреченных мною женщин!
Ксавье радостно захохотал, но тут же умолк: слова Куисанда вернули его мысли к очам цвета изумруда.
— Что вас беспокоит, капитан?
Ксавье отставил в сторону кружку и посмотрел в добродушные карие глаза.
— Куисанд, во дворце я повстречал женщину, пленницу-американку. И сначала принял ее за обычную рабыню. Она сказала, что ее зовут Вера. Однако заверила, что это только мусульманское имя и что по-настоящему ее зовут Александра. — Капитан ощущал, как взвинчивается от собственных речей. — А когда я увидал ее в следующий раз, она оказалась разодетой в пух и прах, как знатная дама из местных. У нее рыжие волосы и зеленые глаза. Вам, случайно, не известно что-нибудь про нее?
— Во всем Триполи есть лишь одна пленница-американка, и ее держат во дворце, — не моргнув глазом, ответил Пьер. — Вот только ее мусульманское имя не Вера, а Зохара. В исламе вообще нет имени Вера.
— Дальше, — почти грозно потребовал Ксавье.
— А вот ее христианское имя действительно Александра, — невозмутимо продолжал Пьер. — Александра Торнтон. Она — жена Джебаля.
— Простите, что вы сказали? — переспросил капитан, не веря своим ушам.
— Она — жена Джебаля. Вторая жена принца. Он влюбился по уши с первого взгляда, в тот самый день, как она появилась в Триполи, если мне не изменяет память, примерно тринадцать или четырнадцать месяцев назад.
Ксавье остолбенел.
— Ходят слухи, что она довольно оригинальная особа. Красавица, ростом не уступит иному мужчине и очень умна. Она уже освоила и местное наречие, и арабский язык, так что изъясняется вполне свободно. Она неразлучна с евнухом, которого Джебаль отдал ей в рабы в тот день, когда она попала во дворец. А еще ходят слухи, что Джебаль по-прежнему от нее без ума.
Стало быть, она солгала! Она обвела его вокруг пальца! Она вовсе не была той, за кого себя выдавала. Она была невесткой паши, она была женой сына и наследника местного повелителя!
— Капитан, вам плохо?
— Нет, — выдохнул Ксавье, вскакивая из-за стола. — Хотя и не хорошо!
Алекс внимательно разглядывала себя в зеркало.
Стоявший у нее за спиной Мурад ничего не говорил, хотя выражение его лица было мрачным.
Джебаль дал подробные наставления рабу по поводу того, во что и как он должен одеть свою госпожу вечером. Принц даже не поленился прислать ей новый наряд.
Итак, на Алекс в данный момент было три слоя шелка — по понятиям мусульман, до неприличного мало. Нижняя рубашка до колен и с рукавами, свисавшими до бедер, была сшита из полупрозрачного газа цвета слоновой кости. Высокий ворот и манжеты украшала искусная разноцветная вышивка. В том же стиле были выполнены и шаровары. И хотя весь наряд был скроен просторно, Алекс он напомнил платье куртизанки, призванное обнажать, а не скрывать наготу.
Поверх этой, как она окрестила ее, «пижамы» было надето некое подобие жилета — только длиной до пола и с рукавами — алого оттенка, переливавшегося яркой радугой при разном свете. Естественно, везде, где можно, находилась вышивка, не менее чудесная, чем на «пижаме», только она еще и поблескивала мелкими бриллиантами. Правда, Алекс решила, что это скорее всего подделки, иначе платье стоило бы целое состояние.
Наконец она надела короткую, до бедер, жилетку из более плотного дамаскина. Она удивительным образом, словно вторая кожа, облегала ее фигуру — как будто сшитая на заказ. Застежками служили восемь пуговиц из коралла и жемчуга. Талию стягивала массивная золотая цепь с агатами.
Привыкнув появляться перед Джебалем в гораздо более солидных одеждах, Алекс чувствовала себя едва ли не голой.
Хуже того — он велел ей распустить волосы, и теперь роскошные локоны рассыпались по плечам. С помощью различных манипуляций с хной Алекс удалось восстановить свой природный цвет волос. Джебаль наверняка придет в восторг.
Она отказалась от белил, румян и прочей косметики.
Алекс еле держалась на ногах.
— Как я смогу это сделать? — нервно спросила она, поймав в зеркале взгляд Мурада. — Я люблю другого, которого недавно обрекли на жестокую, ужасную судьбу — если не смерть! И после этого мне предлагают как ни в чем не бывало позволить воспользоваться моим телом другому мужчине?!
— Он не «другой мужчина», Алекс. Он — твой муж.
