Ознакомительная версия.
Всего сказанного ею было наверняка достаточно, чтобы остановить это безумие. Однако нет, наблюдая за ним, она поняла, что это далеко не так.
– Лично мне это кажется весьма разумным, – заметил он и, ловко скрестив ноги по-турецки, точно и на нем был восточный костюм, сел на ковер возле ее ног. – Мне нужна жена, которая не станет придираться к моему прошлому. Я тоже знаю о вас самое худшее. Никаких секретов. Кроме того, нам будет хорошо в постели, – добавил он, окинув ее взглядом из-под опущенных век.
– И это все, о чем вы думаете? – Лина была в негодовании оттого, что ему удавалось и в ее голове породить возмутительные и в то же время такие соблазнительные мысли. Секс не должен играть роли. Любовь – вот, что должно иметь значение, а также будущее и репутация Квина.
– Конечно нет. Кроме этого, я думаю о мемуарах Саймона, о Мейкписе и Толхерсте, о том, чтобы устроить прием, о дуэли, продаже поместья и покупке одежды, о том, могу ли я оставить свое дело в Константинополе на целых полгода, или все же стоит отправить туда Грегора, чтобы присмотрел за делом… А еще я думаю о том, чтобы затащить вас в постель.
– Ах вот как!
Лина быстрым движением схватила подушку, лежавшую за спиной, и бросила в Квина. Подушка попала ему в грудь, и он рассмеялся и, откатившись с нею в руках, растянулся на ковре. И вот этот высокий, изысканный, красивый и такой желанный мужчина лежал прямо у ее ног.
– И почему я не думал об этом раньше, – сказал он, легко поднявшись, не опираясь на руки.
«Должно быть, мышцы его пресса словно стальные», – думала Лина.
– Потому что это совершенно нелепая идея. Я не намерена постоянно сидеть дома, заниматься рукоделием, стирать пыль с бесчисленных книг вашей библиотеки и воспитывать детей, пока вы с Грегором колесите по всему миру. В замужестве все должны быть равны. – «Дети. Наши дети». Она почти воочию представляла их.
– Ах да, вы ведь хотите замужества по любви, не так ли?
– Да, – сказала она, взглянув в его зеленые глаза, которые сейчас горели озорным огоньком.
– Тогда вам придется смириться с тем, что вы либо обманете человека, которого любите, либо потеряете его, – серьезно сказал Квин.
– Ну почему мужчины так ханжески относятся к сексу? – с возмущением спросила Лина.
– Вы не девственница, – улыбнулся он. – Но меня это совершенно не беспокоит. Мужчина хочет точно знать, кто отец его детей, – объяснил он. – И да, мы действительно ханжи. А также ревнивцы и собственники. А вам достанется преимущество моего богатого опыта и осознания того, что я буду драться насмерть ради вас.
– Но я вовсе не хочу этого! – На самом деле это была безумно волнующая и возбуждающая мысль, хотя она стыдилась и отрицала ее. – Даже если вы выживете в этой дурацкой дуэли, ведь вы сами решительно намерены ее устроить. Что же до опыта, то я уверена: его значение переоценивают. – Сказав это, Лина тотчас поняла, что это прозвучало как вызов. Квин, прищурившись, взглянул на нее, затем протянул к ней руки, крепко взял ее за запястья и стянул ее с кресла прямо на себя, так, что оба они оказались на ковре, а она беспомощно лежала на нем.
У Лины перехватило дыхание, так что она едва не задохнулась от нахлынувших ощущений, от близости твердого мускулистого тела, и запаха разгоряченного мужчины, от душного аромата сигар и бренди. – Отпустите меня немедленно! Вы же говорили, что не принуждаете женщин, или это касается только девственниц? – Они были так близко, почти нос к носу. Стоило ему чуть наклонить голову, и он бы завладел ее губами. Завладел ею целиком.
– Я не стану ничего делать насильно и обещаю вам, после этого вы не станете менее невинной, чем есть сейчас, – пообещал Квин. – Разве вы не хотите знать, от чего отказываетесь? – Он склонил голову и провел кончиком языка по линии ее скул. – Дайте мне всего минуту, а затем, если захотите, скажете «нет». Разве может быть опасна одна минута?
– О, она может быть смертельно опасна, – сказала Лина, стараясь дышать ровнее.
– Шестьдесят секунд. Можете начинать отсчет. – Его рот пленил ее уста, язык скользил между ее губ, растворяя их и открывая ей его волнующий жар, влагу, вкус.
Один, два, три… Это был вкус бренди и чего-то пряного, того, что, вероятно, и было вкусом его плоти, и… пять, шесть… его язык врывался напористо, беззастенчиво и жадно, и вот уже ее собственный язык касается его и словно обвивает… девять, десять… встречает на пути твердую преграду его зубов и мягкость щеки… двенадцать… четырнадцать. Его рука скользила по ней, и Лина чувствовала, как ему поддаются пуговицы, как его длинные пальцы ощупывают перевязь на ее груди, пытаясь избавиться от препятствия.
Квин раздраженно пробормотал что-то, нехотя оставил ее губы и приподнял Лину так, чтобы разорвать на ней это длинное шелковое одеяние, одним резким движением избавившись от всех многочисленных пуговиц. Двадцать, двадцать один… Он запустил руку под свой сюртук и достал оттуда тонкий нож.
– Спокойно, не двигайся.
Ее сердце бешено забилось, едва она увидела, как лезвие блеснуло в сиянии свеч. Нож, нагретый теплом его тела, скользнул между ее кожей и тканью, что перевязывала грудь, сверкнул острием, и уже через мгновение Квин разматывал полосы ткани, освобождая ее тело и обжигая его жадным взглядом.
Тридцать… Сконцентрироваться, продолжать считать было почти невозможно. Лина металась, не находя покоя и места, невольно прижимаясь к его твердой плоти, которая была такой желанной, что ее руки сами собой тянулись, чтобы коснуться этого жара, а Квин, чувствуя это, издал глубокие гортанные звуки, отбросил нож и склонился к ее груди, она почувствовала нежность и влагу его языка. Двадцать девять… нет, тридцать… тридцать четыре…
– Как чудесно, – проговорил он, поймав губами ее сосок, и нежно терзал его, осторожно сжимая зубами до тех пор, пока она не издала тихий стон. – Терпение, терпение. Ты считаешь?
– Да, – сладострастно выдохнула она. – Сорок… наверное…
Он улыбнулся, коснувшись дыханием ее кожи. Вечерняя щетина щекотала и покалывала нежные полусферы ее грудей, и у нее вырвался стон наслаждения и перехватило дыхание, едва он потянул за шнурок, что удерживал ее широкие брюки, и провел большой теплой ладонью по животу, спускаясь вниз, к шелковым завиткам, и медленно проникая между ее бедер. Он немного сдвинулся, освободив ее от тяжести своего тела и одновременно обеспечив себе более свободный доступ к ее вожделенной плоти.
В голове Лины крутились числа, смешиваясь в безумном водовороте. Шестьдесят или сотня? Она окончательно потеряла всякое ощущение времени и реальности, когда его палец скользнул в горячую влагу ее плоти. Она чувствовала, что непреодолимое желание разлилось по ее телу этой теплой влагой, и уже не испытывая и намека на стыд, она развела в стороны бедра, чтобы позволить ему сделать то, чего он так хотел, что бы это ни было.
Ознакомительная версия.
