Дафна резко остановилась, и Кэм наклонился к ней и прошептал:
— Все в порядке.
— Но он…
— Знаю, — мягко сказал Кэм. Он посмотрел на Девро, который, как бы приглашая, кивнул им. Кэм сжал руку Дафны, как бы говоря “доверься мне”.
Но она попыталась остановить его. Кэм подхватил ее на руки — она была как пушинка. Он не понимал, почему капитан Девро открыто их встречал, но давно уже перестал задавать своему другу вопросы. Капитан Девро никогда не делал ничего без веской на то причины.
Вдруг Кэм улыбнулся Дафне, догадавшись, что капитан разрешает рассказать ей все без утайки. Или почти все.
— Мы можем ему доверять, — сказал он. — Это он сказал мне, где тебя найти, и предложил забрать тебя сегодня.
Дафна посмотрела на него расширенными глазами.
— Это ловушка, — она стиснула его плечо…
— Нет, — просто ответил он, и она поняла, что не может расспрашивать его, не может сказать, что не совсем ему доверяет.
Кэм заметил сомнение в ее глазах. Ему хотелось сказать ей, что Квинн Девро был проводником Подпольной железной дороги, но не мог. Время еще не пришло.
Когда он нес ее на борт, она дрожала. Она не смотрела на его хозяина, как будто его там не было. Мужчины поприветствовали друг друга, не обменялись ни словом, но Дафна почувствовала, что, когда они проходили мимо капитана, Кэм напрягся. Они вошли в какую-то дверь, и тогда он опустил ее на пол. Он зажег фонарь и повел ее вниз, в огромное темное помещение на нижней палубе, где размещалась большая часть груза.
Он двигался между тюками и бочонками, уверенно ведя ее к задней стене. Он коснулся планки на стене, и, как по волшебству, часть стены открылась. Он потянул ее за руку и, войдя, она увидела, что фонарь освещает узкий проход, ведущий в глубь стены. Там были одеяла, тюфяки, бочонок и несколько ящиков. Она с недоумением посмотрела на него.
— Ты можешь побыть здесь одна… несколько часов? — спросил Кэм, а его взгляд требовал согласия.
Дафна подумала об одиночестве в темноте. Комната была похожа на гроб. Но потом она вспомнила и о других местах, где ей приходилось останавливаться, и не по своей воле, как, например, в тюрьме для рабов в Новом Орлеане. Здесь хотя бы было чисто. И в конце путешествия лежала свобода. Раньше она была не в силах думать об этом. Никто не будет ее продавать. Никакого насилия. Эта мысль была такой прекрасной, такой удивительной, что ее невозможно было удержать в себе. Она засмеялась впервые с тех пор, как ее продали с родной плантации. Она смеялась от радости, от напряжения, от предчувствий. Она поняла, что теперь, чтобы добиться свободы, она сможет вынести все. Все, что угодно.
Кэм услышал восторг в ее голосе и узнал его. Он уже слышал его раньше, от других беглецов, когда они достигали своей мечты.
— Еда в ящиках, вода в бочонке, только свет не зажигай. — сказал он. — Очень легко может случиться пожар.
Она поняла, о чем он говорит. Это место будет темным и пустым, но она с благодарностью сжала его руку.
— Я побуду с тобой немножко, — сказал Кэм, — а завтра еще люди придут.
— Другие?
— Беглецы, едущие на Север.
— Значит, это правда? Истинная правда? Его мрачное лицо расплылось в улыбке.
— Истинная правда, — согласился он, — тебе здесь ничего не угрожает.
Ей хотелось расспросить его о хозяине, капитане Девро. И когда она попыталась, он только пожал плечами и, протянув руки, обнял ее, успокаивая, ободряя.
Кэм, ощущая в руках ее тоненькое тело, захотел большего, но она все еще не доверяла ему и нуждалась в помощи. Он чувствовал желание, но хотел, чтобы и она почувствовала то же, чтобы она не стала делать это из благодарности, или из страха, или от одиночества… Он мало что мог бы предложить ей — шрамы, хромота, неизвестное будущее.
Его тепло и сила, его спокойная уверенность были тем, что ей сейчас требовалось больше всего. Ее охватило чувство безграничного восторга, она и не знала, что на этой земле может существовать такая нежность, но знала, что именно эта душевная черта придала ей мужества этой ночью, и будет поддерживать ее, что бы ни случилось.
Теперь она была уверена, что Бог есть. Есть Бог, надежда… и любовь.
Квинн смотрел, как занимается рассвет. Плотные облака, которые так угрожающе надвинулись ночью, брызнули несколькими мягкими каплями и умчались прочь, словно по срочному делу. Свет, прежде чем расцвести мягким розовым и золотистым сиянием, осторожно разбавлял темноту до однотонного дымного серого однообразия. Яркие лучи коснулись грязно-коричневой поверхности Миссисипи, и на недолгое время она засверкала, как кристалл.
Река бежала по своим делам, неся по стремнине разный плавучий мусор, и он понял, что где-то севернее, должно быть, случится шторм. Он праздно раздумывал, где же. Потом, выражая неудовольствие самому себе, покачал головой. Он пытался увести свои мысли от насущной проблемы.
Но придется повернуться к ней лицом. Пора задавать вопросы и принимать решения.
Пароход оживал. Готовясь к приему пассажиров, стюарды убирали комнаты, кают-компании, салоны. Скоро прибудет еще часть груза. С тех пор, как Кэм увел Дафну в потайное помещение на нижней палубе, Квинн еще не видел своего друга. Девро понял, что ему придется предупредить Кэма прежде, чем появится дополнительный груз. Опять жизнь доказывала, какой помехой может стать женщина.
Он подумал о Мередит, которая была в его каюте. Связанная, беспомощная. Может быть, теперь она более готова к сотрудничеству.
Но с ним такая тактика никогда не срабатывала. Наоборот, она ужесточала его сопротивление. О’Коннел научил его, как использовать жестокость против самого себя, как бороться с чувством полной беспомощности, когда ты подвержен самым жестоким прихотям грубых тюремщиков. Он научился владеть своими чувствами, прятать ненависть, выносить невыносимое, чтобы добиться, наконец, заветной цели — освобождения.
Что-то сжалось в его груди, когда он вспомнил, как мучительно ощущение беспомощности, а именно это выражение он заметил на лице Мередит Ситон, когда завязывал ей рот. Это была попытка обмануть его, и страх, и паника пойманного животного.
Не ошибись, сочувствуя ей, сказал он себе. Но это не помогло. Он по-прежнему чувствовал к ней сострадание, и еще нечто большее, что напугало его, как редко что пугало его в жизни, полной жестокости.
Рассвет распространился по всему небу на востоке. Больше нельзя откладывать. Квинн взглянул на лестницу, ведущую на грузовую палубу, и в этот момент на ней появился Кэм. Квинн еще никогда не видел, чтобы его резко очерченное лицо было таким умиротворенным. “Интересно, мое собственное лицо когда-нибудь будет таким”, — подумал Квинн.
