Стук в дверь прозвучал очень тихо, и все равно Роза вздрогнула. А собственное дыхание показалось ей оглушительным в тишине спальни. Поплотнее запахнув халат, она вдруг пожалела о том, что разделась. Впрочем, какая разница? Разве лишняя одежда спасет ее от Гуннара Олафсона?
— Госпожа… — прозвучал за дверью голос Гуннара. — Госпожа… — Он снова постучал.
«Вряд ли он станет ждать вечно, — подумала Роза. — Возможно, он решит, что я передумала, и уйдет. Ни одному мужчине не понравится, что его оставили в дураках. Может, даже будет лучше, если я…»
Но тут дверь распахнулась.
На пороге стоял Гуннар Олафсон. Отблески света играли на его волосах и глазах, рука викинга лежала на рукоятке меча, словно он готов был выхватить его в любой момент и броситься в бой. Сдвинув брови, он вглядывался в темные углы комнаты, как будто хотел обнаружить там врага.
— Вы кого-то ищете, сэр рыцарь? — спросила Роза. Викинг промолчал и устремил взгляд на окно. Потом убрал ладонь с рукояти меча и, переступив порог, вошел в комнату. Притворив за собой дверь, он тут же задвинул щеколду. Пламя свечи всколыхнулось, и тени пустились в дикий пляс на стенах и потолочных балках. Но Гуннар, конечно же, этого не замечал — сейчас он смотрел только на нее. Когда же он наконец заговорил, в его голосе прозвучала ирония.
— Вы спали, госпожа, раз не услышали моего стука?
— Думаете, я отступлюсь от своего слова, сэр рыцарь? Он пожал плечами:
— Нет, я просто предположил. — Приблизившись к ней почти вплотную, он заглянул ей в глаза и проговорил: — Прошлой ночью вы называли меня Гуннаром… госпожа.
Роза открыла рот, но словно лишилась дара речи. Или, может быть, не знала, что ответить. Но не могла же она молчать…
Облизнув губы, Роза сказала первое, что пришло в голову:
— Такой мужчина, как вы, сэр рыцарь, наверняка знает, что более всего нравится женщинам. Именно поэтому я выбрала вас — я достойна самого лучшего.
Свет свечи уже не падал налицо Гуннара, но Розе показалось, что он улыбнулся, словно ее слова позабавили его.
— Я уже была замужем, так что знаю, как ведут себя мужчины, — продолжала Роза. — Мне нужен лишь любовник, возможно — на одну ночь. Так что не надейтесь, что сможете с моей помощью осуществить свои честолюбивые планы, каковы бы они ни были. Имейте в виду: я не стану делать вам дорогие подарки и не поспособствую получению высокой должности. Все, что сейчас произойдет, — это наше с вами личное дело, и сколько бы ни продлились наши отношения — ночь или дольше, — мы не станем говорить о них за пределами этих стен. Вы обещаете мне это?
Викинг смотрел на нее, не произнося ни слова, а его лицо казалось совершенно непроницаемым. «О чем он думает?» — спрашивала себя Роза. Она отвернулась от него и в волнении прошлась по комнате. Затем уселась в кресло у окна и снова посмотрела на наемника. Может, он сейчас уйдет? Может, рассмеется ей в лицо? Роза вспомнила, как долго Гуннар раздумывал, когда старик просил разрешения открыть ворота. Возможно, он и сейчас обдумывал, какую выгоду сулит ему эта сделка.
Тут он наконец кивнул и тихо сказал:
— Да, обещаю, госпожа.
Внезапно Олафсон снова к ней приблизился, и теперь он возвышался над ней огромной черной тенью. Роза подняла голову, пытаясь разглядеть его лицо, а Гуннар вдруг протянул руку, и Роза почувствовала, как он коснулся ее щеки. «Какие у него нежные пальцы, — удивилась Роза. — Но будет ли он так же нежен, когда уложит меня в постель и когда возьмет меня?»
Ошеломленная этой мыслью, Роза поднялась с кресла и отступила на шаг. Гуннар же молча наблюдал за ней, и его молчание вселяло страх. Действительно, почему он молчит? И почему медлит? Ведь она ждала его, она желала его…
Судорожно сглотнув, Роза проговорила:
— Я приказываю вам снять одежду, сэр рыцарь.
Викинг не двинулся с места. Может, он собирается отказать ей? Может, в гневе выйдет из спальни? Розе вдруг захотелось, чтобы так и произошло. Потому что только тогда она снова сможет дышать свободно, сможет снова стать самой собой.
И вновь останется в одиночестве…
— Ваш приказ совпадает с моими желаниями, — ответил Гуннар, и Розе показалось, что его дыхание обожгло ее кожу, словно раскаленные угли.
А затем — о небеса! — он начал медленно раздеваться — демонстративно медленно. Сначала он снял с себя пояс с прикрепленным к нему мечом. Потом стал осматриваться в поисках подходящего места для своего оружия. Наконец, аккуратно положив меч и ножны на пол возле кресла, он принялся снимать тунику — развязал тесемки и, стащив ее через голову, небрежно бросил на пол.
Теперь на нем оставались лишь штаны, кожаные сапоги и льняная белая сорочка. Сорочка оказалась такой поношенной, что сквозь нее просвечивала загорелая грудь. Когда же тесемки сорочки были развязаны, Роза охнула в восхищении, увидев, как перекатываются на широкой груди викинга могучие мускулы.
Роза попыталась поплотнее запахнуть на себе халат — словно он был кольчугой, способной защитить ее от стоявшего перед ней мужчины. На самом же деле Розу защищало лишь ее положение хозяйки замка, и до тех пор, пока она будет держать голову высоко, Гуннар, возможно, и не догадается, насколько она слаба и ранима.
«Не позволяй себе любить, — говорила ее мать. И в карих глазах матери была беспредельная боль, когда она отдавала своей дочери тот единственный совет, который могла дать. — Не позволяй себе желать. А если вдруг возжелаешь… не позволяй, чтобы мужчина узнал об этом. И всегда помни: только мужчины наделены властью в этом мире».
Тут Гуннар стащил с себя рубашку и швырнул ее на пол, Роза тотчас же забыла предупреждение матери — как если бы его стерли вдруг из ее памяти.
Гуннар Олафсон был сложен как бог — сплошные мускулы, обтянутые золотистой кожей. А еще — широкие плечи, сильные руки и могучая грудь. Глядя на него, Роза с трудом удерживалась от стона. И ей ужасно хотелось дотронуться до Гуннара, хотелось погладить его великолепную грудь, а затем, прильнув к ней, прижаться губами к его губам.
А Гуннар тем временем скинул сапоги, после чего принялся развязывать тесемки на штанах. Когда же он наконец стащил их, у Розы перехватило дыхание. Она смотрела на красавца викинга, не смея пошевелиться — словно вдруг окаменела. Теперь возбуждение Гуннара было совершенно очевидным — его восставшая плоть чуть подрагивала, и Розе вдруг вспомнилось, как он рассмеялся, когда она с удивлением уставилась на фигуру Оттара. А потом ей вспомнился обнаженный Эдрик. О, Эдрик был не такой огромный… Ей даже в голову не приходило, что мужчины могут быть такие, как Гуннар Олафсон. Впрочем, он, наверное, был один-единственный. Но сможет ли она выдержать?
