— Человек растет только во сне.
— Я этого не знала, — растерялась девочка, — ты меня не обманываешь?
— Нет, — абсолютно серьезно сказала Мамушка, ведь и она сама свято была уверена в том, что человек растет только во сне.
Но Скарлетт боялась, что ее пытаются провести. Она сперва задумчиво терла лоб, а потом все-таки сказала.
— Ты меня обманываешь.
— Я никогда и никого не обманываю, — сказала Мамушка.
— А вот и обманываешь, — рассмеялась Скарлетт, — ведь взрослые тоже спят, но они же не растут?
Мамушка растерялась. Она никогда не задумывалась над подобными вещами. Но ее трудно было сбить с толку.
— Если бы они не спали, когда были маленькими, то никогда бы не выросли.
— Так что, если все время спать, то и будешь расти? И я смогу вырасти выше всех? Но ведь ты же, Мамушка, не растешь, когда спишь? И мама не растет, отец и Порк… Никто-никто не растет, только я расту.
Негритянка заулыбалась.
— Конечно, милая, но тебе все равно надо спать, иначе не вырастешь.
— Так я уже и так большая.
— Но ты же, милая, хочешь носить такие платья, как носит твоя мать? А на маленьких девочек таких платьев не шьют.
— Конечно же хочу, и я обязательно вырасту большой и буду такая же красивая, как моя мама.
— Ты будешь еще красивее, — тихо сказала Мамушка и было непонятно, к кому она обращается — то ли к Скарлетт, то ли к самой себе.
— Мамушка, а ты тоже была красивой?
— Я всегда была такой, — ответила негритянка.
Она и в самом деле, казалось, не могла вспомнить себя молодой. Она уже так привыкла находиться в услужении, что не могла представить себе другой жизни.
— А почему у тебя нет мужа, нет детей? — спросила Скарлетт.
— Потому что у меня есть ты, твои сестры, есть твоя мама. Неужели мне кто-нибудь еще нужен?
— Вообще-то да, — сказала Скарлетт, — ты у меня самая любимая.
Растрогавшись от этих слов девочки, негритянка приложила край передника к глазам, чтобы промокнуть слезы.
— Что ты плачешь, Мамушка, разве я тебя обидела?
— Нет, ты очень хорошая девочка, — сказала служанка, — и самая умная и послушная.
— Но ведь ты сама говоришь мне, что я плохо себя веду.
— Но ты же не со зла, Скарлетт, ты же не специально это делаешь?
— Да, я сама не знаю иногда, что со мной происходит, — призналась девочка. — Посиди со мной еще немного, Мамушка, пока я ни усну.
— Но ведь ты уже большая, ты должна засыпать одна.
— А мне хочется.
— Ну что ж, только ты не говори, а то меня будут ругать, — сказала негритянка, устраиваясь возле кровати Скарлетт.
Та закрыла глаза и изо всех сил попыталась заснуть.
Но невозможно уснуть специально. Сколько ни старалась девочка, сон так к ней и не шел. Она ворочалась с боку на бок.
— Не можешь заснуть? — сочувственно спросила Мамушка.
Скарлетт кивнула.
— Тогда я спою тебе, и ты заснешь, — и Мамушка принялась петь какую-то совсем незнакомую Скарлетт песню.
Она не понимала слов, но мелодия убаюкивала ее. Протяжная, немного заунывная, она казалась очень грустной, но в то же время спокойной. Девочка забыла все свои страхи и опасения.
А Мамушка сидела возле своей воспитанницы, положив ей свою горячую ладонь на голову. Она ощущала своими загрубевшими пальцами шелковистую мягкость волос девочки и спокойно пела. Она пела песню, услышанную ею от матери. Мамушка редко вспоминала, что у нее когда-то были родители, что и она сама когда-то была маленькой девочкой, впервые познавала мир.
А Скарлетт, убаюканная колыбельной, постепенно засыпала. Звуки песни доносились до нее, словно издалека. Казалось, кровать под ней слегка раскачивается…
Наконец, уверившись, что Скарлетт заснула, Мамушка убрала ладонь с ее головы. Она еще долго сидела возле кровати девочки, глядя на ее темные волосы, рассыпавшиеся по высокой подушке.
— Спи, моя милая, — шептала Мамушка, — спи, и пусть тебе снятся хорошие сны — будь счастлива, пусть все у тебя будет хорошо.
Нежность захлестнула старую служанку, и она даже заплакала. Ей было хорошо, что она сидит в темной комнате и никто не видит ее слез. Она желала своей воспитаннице всего, что только можно пожелать дочери богатых родителей. Она желала ей хорошего мужа, здоровых детей, как будто уже завтра Скарлетт предстояло выйти замуж и одеть белое подвенечное платье.
Мамушка даже заулыбалась, представив себе Скарлетт в белом подвенечном платье, стоящую перед алтарем. Но как ни старалась Мамушка, она не могла представить себе лица жениха своей воспитанницы. Она не знала ни одного человека, достойного стать мужем Скарлетт.
Но, наконец, Мамушка тяжело поднялась.
— Это будет еще так не скоро, — вздохнула женщина, — и неизвестно, доживу ли я до этого дня…
Слухи, доходившие до Тары, были один ужаснее другого.
В соседнем графстве саранча на корню съела все посевы хлопка. Правда, кое-кому из плантаторов повезло, ведь главная стая пронеслась мимо, и пострадали лишь отдельные участки плантаций. У кого-то саранча сожрала двести акров, а у кого-то десять.
Но все равно, все в Таре и в соседних поместьях надеялись на лучшее, все верили в то, что прожорливая туча не опустится на их землю.
А дожди в тот год были хорошие и шли как раз тогда, когда было нужно для урожая. Об этом говорили все, и урожай обещал быть отличным. Правда, его могла сожрать саранча, но ведь человеку свойственно надеяться на лучшее даже в самых безвыходных ситуациях.
И поэтому все плантаторы каждый день смотрели на небо, откуда дует ветер. А ветер в это время дул с юга, как раз оттуда, где хозяйничала саранча.
И постепенно известия стали приходить со все более и более ближних мест.
Эллин, которая выросла в городе, мало понимала в сельском хозяйстве. Она больше полагалась на интуицию, чем на свои знания. Она толком и не разбиралась в погоде, какая пригодна для урожая, какая нет. Она даже плохо ориентировалась, где юг, где север, и если бы не подсказки Джеральда, то она бы и не знала, с какой стороны надвигается саранча.
Она всегда полагалась в сельском хозяйстве на слова мужчин, говоривших, что погода стоит хорошая для урожая и можно начинать сеять. Или же наоборот, начинается засуха, и семена сгорят в раскаленной почве. У нее никогда не было своего мнения о погоде. Ведь для того, чтобы судить о такой, казалось бы простой вещи, как погода, нужен немалый опыт. А его-то у Эллин не было. Ведь ее муж Джеральд и управляющий Джонас Уилкерсон уже издавна хозяйничали на земле, знали здешний климат и могли часами спорить, разорят ли их дожди в этом году или же принесут богатство.
