Мы? Симона усмехнулась. Нам абсолютно наплевать на то, что в этих ящиках!
– Их все уже распаковали, – гордо ответил Уэйд. – И, по правде говоря, когда вы появились, я как раз собирался пойти и сверить их содержимое с инвентарным списком. Возможно, вы тоже захотите пройти со мной…
У Симоны сжалось сердце. Так Тристан, уже разобрал шелковую беседку! И куда же он ее дел? Спрятал все обратно? А что, если он этого не сделал? Сможет ли она притвориться, будто никогда прежде этого не видела? О Боже! А ведь все может обстоять еще хуже! Насколько хорошо Уэйд Грегори осведомлен о личной жизни своего шефа?
Эмми заговорила, прервав ее приступ панического страха словами:
– Мы будем просто счастливы, мистер Грегори, – объявила Эммалина. – Может быть, даже я смогу как-то помочь вам в этом процессе. Мне так понравилось помогать сортировать ящики, когда их выгружали!
На лице Уэйда засияла улыбка; он снял очки, сложил их и спрятал в нагрудный карман сюртука.
– Как мило с вашей стороны, леди Эммалина. Содействие всегда бывает кстати. Сюда, леди. – С этими словами мистер Грегори направился к двери.
Симона медленно шла за юной парой, мечтая оказаться в каком-нибудь другом месте. Предоставив Эмми и Уэйду возможность уединиться в лабиринте ящиков, она приостановилась и осмотрелась.
Мягкий свет струился из окон, находившихся высоко под крышей, пылинки кружились и плясали в его лучах, которые падали на горы деревянных коробок. Она пришла к выводу, что положительной стороной прибытия новых коробок стала необходимость перестроить проходы между ними. Не то чтобы они углубились в помещение очень сильно, но, насколько она могла судить, сейчас склад очень отдаленно походил на то место, куда Тристан привел ее той ночью.
«И это определенно хорошо», – решила она, неспешно проходя мимо ряда невскрытых ящиков. Скорее всего постель уже разобрана. Меньше всего ей хотелось бы снова увидеть это ложе. Надеяться получить нечто такое, что ты иметь не можешь, совершенно бессмысленно и к тому же больно.
Но почему в ней все время возрождается надежда на новую встречу с Тристаном? Почему ей так приятно вспоминать ту ночь, которую они провели вместе?
– Потому что я дура, – пробормотала Симона, рассеянно заглядывая во вскрытый ящик, мимо которого в этот момент проходила. – Проклятая простушка без грана…
Она резко остановилась: сквозь чувство отвращения к себе пробилось осознание того, что она вдруг увидела.
Повернув обратно, Симона снова заглянула в ящик, затем, улыбаясь, сдвинула древесные стружки и обхватила пальцами рукоять.
– Вот это да! – восхищенно прошептала она, вынимая оружие из ящика и, резко повернув запястье, радостно улыбнулась: клинок со свистом рассек воздух. – Просто отлично!
Сперва Симона сделала несколько шагов вперед, оттесняя воображаемого противника, затем, сделав вид, что позади нее есть еще один, резко развернулась, чтобы оттеснить и его тоже.
Не закончив выпад, она замерла на полушаге, и ее сердце отчаянно застучало. Напротив нее стоял Тристан и многозначительно улыбался ей.
У нее подогнулись колени, когда он с легкой насмешкой произнес:
– Привет, Симона!
Тристан уже успел развязать галстук и не только расстегнул все пуговицы на сюртуке, но и пуговицу воротничка и две верхние пуговицы рубашки. Небрежно опираясь на какой-то ящик, он улыбался той самой улыбкой, от которой у нее слабеет тело…
На секунду Симоне захотелось броситься ему на шею. Или нет, лучше медленно подойти к нему, глядя ему в глаза с безмолвным вызовом: пусть только попробует не обнять ее!
К счастью, гордость уберегла ее от обоих порывов, но гордость не подсказала, что можно сделать вместо этого.
– Я нашла рапиры, – словно оправдываясь, проговорила Симона, поднимая оружие перед собой.
– Да, вижу.
Будь проклята эта его улыбка и то, как искрятся его глаза, когда он смеется… На самом деле она должна бы его ненавидеть или хотя бы испытывать законное негодование.
– Хочешь, устроим поединок?
– Нет.
Какая мягкость, какая нежность и искренность! Если она не отыщет способ разжечь в себе гнев, то выставит себя идиоткой.
– Боишься проиграть?
Тристан покачал головой.
– Когда я выиграю, ты будешь злиться на меня за это.
Какая уверенность в себе.
– Так же я могу разозлиться на твое заявление о превосходстве, ты не находишь?
Тристан секунду смотрел на нее, потом снисходительно улыбнулся и выпрямился.
– С предохраняющими наконечниками или без них?
Слава Богу, он кажется, решил уступить ей! Если они начнут биться на рапирах, у нее не будет возможности сделать или сказать что-то невероятно глупое.
– С наконечниками, – ответила Симона и, достав из ящика вторую рапиру, перебросила ее Тристану.
Ловко поймав рапиру, Тристан положил ее на ящик. Симона ждала, глядя, как он снимает сюртук и закатывает рукава рубашки. Либо он намеревается обеспечить себе свободу движений во время их поединка, либо отвлечь ее демонстрацией бугрящихся мышц и сильных сухожилий… Проклятие, он и правда очень хорош!
Симона уставилась в пол и сосредоточилась на том, чтобы надежнее взяться за рукоять рапиры, стараясь не обращать внимания на то, как сильно бьется ее сердце.
– Готова?
Симона отступила на положенное расстояние и встала в позицию, после чего приветствовала Тристана взмахом рапиры и стала ждать.
Тристан небрежно поднял клинок перед собой, что можно было счесть за оскорбление, однако Симона постаралась не отвлекаться на мелочи.
Его клинок запел в воздухе – и в эту секунду Симона поняла, что Тристан Таунсенд действительно был хорошим бойцом.
Она инстинктивно парировала выпад. Ее тело и клинок двигались в полном согласии, выполняя конец движения на два счета. В ту долю секунды, когда его атака закончилась, она начала свою атаку, сверху.
– Совсем неплохо, – признал Тристан, ловко парируя ее выпад.
– Я знаю.
– Теперь скажи, насколько хорош я, – заметил Тристан, легко отводя ее клинок. – И насколько мы равны друг другу.
Шаг вперед. Выпад. Перенос атаки вниз.
– Ты и так уже доволен собой, а комплимент сделал бы тебя совсем невыносимым. Что до мастерства, тут мы, похоже, на равных.
Тристан развернул корпус и шагнул в сторону, уходя с линии атаки.
– Возможно, – спокойно согласился он, одновременно опуская клинок стремительной разящей дугой.
Острие ее рапиры ударилось о пол и скользнуло вперед, движимое инерцией ее выпада. Сила, которую Тристан вложил в свой удар, резкими волнами распространилась по руке Симоны и ворвалась в и без того возмущенный ум.
