– Вы не сказали мне, что искали руки мисс Теннисон. Искали безуспешно и раздражающе настойчиво.
– Разве джентльмен откровенничает о подобных вещах на каждом углу? Или вам неизвестно, что у мужчин есть гордость?
– То есть, ваша гордость была задета неприятием мисс Теннисон ваших домогательств?
Чайлд вздрогнул, словно внезапно осознав, какая пропасть разверзается под его ногами.
– Не уверен, что я бы именно так выразился.
– А как бы именно вы выразились?
– Обхаживать такую женщину, как мисс Теннисон, следует деликатно. Но я человек настойчивый. И не сомневаюсь, что рано или поздно мое сватовство увенчалось бы успехом.
– Не сомневаетесь?
– Нисколько, – голос Чайлда звучал уверенно до самодовольства.
– Хотите убедить меня, будто не знали, что не так давно она влюбилась в молодого кавалерийского офицера, с которым познакомилась в музее?
– Что?! – Чайлд еще раз попытался повернуться, но Девлин крепко его удерживал. – Не верю! Офицер? Кто он? Глупости. Вы все выдумываете. Это невозможно.
– Молитесь, чтобы не обнаружилось, что вам об этом было известно.
– Это вы к чему? – побледнел антиквар.
– К тому, – сместил захват Девлин, – что определенный тип мужчин отнюдь не с легким сердцем воспринимает, когда женщина, которую он решил удостоить чести стать его супругой, отвергает ухаживания не потому, что застенчива и требует деликатного обхождения, а потому, что откровенно предпочитает другого. Какая причина окажется достаточной, Чайлд, чтобы побудить человека, подобного вам, к насилию? А? Угроза вашей ученой репутации? Или оскорбление вашего мужского самолюбия? Я задаюсь вопросом, как бы вы отреагировали, если бы та самая особа, которая унизила вас как поклонника, затем грозилась подорвать ваш авторитет знатока древностей? Достало бы этого, чтобы подвигнуть вас на убийство?
Испарина заблестела на лбу собеседника, выступила капельками на кончике носа. От его тела поднялся неприятный дух пота и страха, а голос, когда Чайлд заговорил, звучал надтреснутым визгом.
– Это какое-то сумасшествие. Мы с Габриель разошлись во мнениях насчет подлинности креста из коллекции Гофа, только и всего. В любом случае моему авторитету антиквара ничего не угрожало.
– Тогда почему… – виконт умолк, услышав, как открылась дверь с улицы. На лестнице раздались невнятные голоса подвыпивших мужчин. Себастьян отпустил антиквара и отступил на шаг.
– Мы с вами еще не закончили. Когда узнаю больше, вернусь. И если выяснится, что вы лгали мне, обещаю – вы об этом пожалеете.
Вернувшись на Брук-стрит, виконт застал жену углубившейся в назидательную брошюру, написанную каким-то Иезекиилем Смитом и озаглавленную «Сатана, друидизм и путь к вечному проклятию».
– Боже правый, что это ты читаешь?
Рассмеявшись, Геро отложила сочинение в сторону.
– Хоть верь, хоть нет, но сия ханжеская чушь – творение тетушки Джорджа и Альфреда Теннисонов, Мэри Бурн.
– Шутишь.
– Нет, я совершенно серьезно. Святоша также посещает еженедельные занятия по изучению Библии у некоего преподобного Сэмюеля в Савойской часовне. Еще одним членом их кружка является не кто иной, как леди Уинтроп.
Подняв брошюру, Девлин пролистал ее.
– Что ж, это любопытно.
– Не правда ли? – Геро посмотрела на мужа, прищуривая глаза. – У тебя сюртук на плече порван по шву. Чем ты занимался?
Себастьян покосился на свой рукав.
– А, я и не заметил. Должно быть, это случилось, когда лейтенант Арсено попытался свернуть мне нос за оскорбление чести его возлюбленной…
– И как ты умудрился?
– Спросил, делил ли он с ней постель. Между прочим, француз отрицает это.
– Ты веришь ему?
– Не верю. Однако лейтенант снабдил меня сведениями, которые оказались важными. Похоже, мистер Бевин Чайлд был поклонником твоей подруги – надоедливым ухажером, отказывающимся принимать «нет» в качестве ответа. По словам Хильдеярда Теннисона, этот тип влюбился в Габриель еще с ее детских лет.
– Ты сказал, с детских лет? – уставилась на Девлина Геро.
– Да, а что?
Но жена только покачала головой, отказываясь от дальнейшего обсуждения.
Четверг, 6 августа 1812 года
На следующий день без десяти десять утра леди Девлин сидела в карете возле Британского музея с раскрытым на коленях альбомом и заточенным карандашом наготове.
Геро не питала иллюзий насчет своих художественных способностей. Их хватало, чтобы достаточно достоверно и легко узнаваемо изобразить человека, но эти рисунки были лишь недурны, не более того. Настоящий художник смог бы набросать портрет Бевина Чайлда по памяти, однако Геро это оказалось не под силу.
Поэтому виконтесса и выжидала в прохладной утренней тени, отбрасываемой высокими фасадами домов на Грейт-Рассел-стрит. Ровно без двух минут десять напротив таверны «Крысолов» остановился наемный экипаж. Из него в характерной представительной манере неторопливо и тяжеловесно спустился мистер Бевин Чайлд и стал на тротуаре, рассчитываясь за проезд.
Антиквар мимолетно взглянул на ожидавшую возле музея желтую карету и зашагал через улицу, зажав подмышкой трость с медной ручкой.
В укрытии кареты карандаш Геро неистово заскрипел, размашистыми линиями запечатлевая основные черты внешности Чайлда.
Словно почувствовав пристальное разглядывание, ученый на минуту задержался в воротах музея, повертел головой, осматриваясь по сторонам, отчего углы высокого воротничка рубашки впились в пухлые щеки, и скрылся из виду.
В течение следующих десяти минут художница подправляла свой набросок, добавляя детали и нюансы, а затем велела кучеру ехать в Ковент-Гарден.
– Простите, миледи, – вытянулось лицо слуги, – вы сказали «Ковент-Гарден»?
– Именно.
Кучер кивнул:
– Слушаюсь, миледи.
Девлин сидел в одиночестве за завтраком, читая последние новости о вторжении американцев в Канаду, когда прозвучал стук в парадную дверь. Виконт слышал, как Морей пошел открывать, а затем холл огласился заливистым собачьим лаем.
Себастьян вскинул голову.
– Шьен, нет! – раздался окрик. – Вернись!
– Сэр! – зашипел дворецкий. – Я вынужден настаивать, чтобы вы уняли своего… Боже милостивый!
По мраморному полу холла беспорядочно проскребли когти, и знакомый черно-рыжий дворняга влетел в столовую, виляя хвостом и высунув язык в уверенном ожидании радушного приема.
