– Да, пожалуй. Хотя мы с ним не очень-то похожи друг на друга. – Передавая Ксантии блюдо с холодным картофелем, он продолжал: – Но я люблю его. Тони было семь лет, когда наши родители поженились. А мне в то время было тринадцать. Думаю, мне повезло, рядом со мной появился мальчнк, который отвлекал меня от тяжелых мыслей и тоски по матери.
– Вы были ему в детстве настоящим братом?
Нэш грустно улыбнулся.
– Мне хотелось бы быть ему братом. Перед моими глазами был прекрасный пример для подражания – Петар. Но Тони… – Маркиз вдруг замолчал.
– Продолжайте, пожалуйста! – попросила Ксантия. – Что вы хотели сказать? Я вас внимательно слушаю.
– Я всегда чувствовал, что вызываю у Тони раздражение, – снова заговорил Нэш. – Хотя он никогда открыто не предъявлял мне претензий. Но я был для него чужаком, к тому же – совершенно необразованным человеком. Тони часто смеялся надо мной, твердя одна и то же: «Если ты хочешь стать английским лордом, ты должен научиться…» – и дальше шло перечисление необходимых знаний и навыков. У меня, конечно же, были большие пробелы в образовании, и я старался наверстать упущенное.
– Вам это вполне удалось. Вы знаете гораздо больше, чем я.
– О, я очень сомневаюсь в этом, моя дорогая. Сначала мы с Тони, несмотря на разницу в возрасте, занимались по одним и тем же учебникам под руководством одних и тех же учителей, поскольку я еще плохо владел английским языком и был мало знаком с историей Англии. Это было унизительно для меня. Вы и представить себе не можете, моя дорогая, как трудно избавиться от акцента. Мне повезло, что отец не наказывал меня за неудачи и промахи.
Ксантия очень сочувствовала Нэшу. Может быть, ей не следовало бередить его душевные раны, заставляя вспоминать неприятные события, оставшиеся в далеком прошлом? Отложив вилку в сторону, она испытующе взглянула на маркиза:
– Нэш, я хочу задать вам один вопрос. Скажите, как называет вас брат?
– Он зовет меня Нэшем.
Ксантия покачала головой:
– Нет, меня интересует, как он называл вас до того, как вы стали маркизом. Я хочу знать ваше имя.
– Меня зовут Стефан.
– Стефан?.. – переспросила Ксантия. – Почему вы до сих пор скрывали от меня свое имя?
– Я не скрывал. Просто вы не спрашивали.
Ксантия знала, как зовут Нэша. Венденхейм называл ей его имя, но ей хотелось услышать его из уст самого маркиза. И она добилась этого. Он произносил его мягко, немного растягивая гласные.
– У вас красивое имя, – сказала она. Нэш пожал плечами:
– Отец хотел исправить в нем несколько букв, чтобы оно звучало по-английски – Стивен. Так ему больше нравилось. Но я отказался менять имя.
– Желание вашего отца нельзя назвать неблагоразумным, – заметила Ксантия. – Он обиделся на вас, когда вы отказались подчиниться ему?
– Я часто разочаровывал его, – ответил Нэш. – Порой я делал это намеренно. Он хотел лишить меня всего того, что отличало и отдаляло меня от англичан. И мне это не нравилось. Вернувшись на родину, он вдруг проникся любовью ко всему английскому. Такое поведение отца смущало меня.
– Вы тогда были очень молоды, – сказала Ксантия. – Судьба забросила вас в Англию, в незнакомую среду. К чужому языку и чужим обычаям надо долго привыкать. Поэтому вы цеплялись за все, что считали родным и близким.
– Вы очень мудро рассуждаете.
– Потому что такая ситуация хорошо мне знакома. Когда наши родители умерли, ни один из родственников, живших в Англии, не захотел предоставить кров мне и моим братьям. Нас отправили на Барбадос, к старшему брату отца.
– Такое отдаленное, экзотическое место, должно быть, поразило ваше воображение.
Ксантия печально улыбнулась.
– Вы правы. Я была тогда еще слишком мала, но моих братьев этот переезд ошеломил. В отличие от меня они хорошо помнили счастливую беззаботную жизнь в Англии, в кругу семьи. Резкая смена обстановки нанесла им серьезные душевные травмы.
Некоторое время они молчали, потом Ксантия попросила:
– Расскажите о своей матери. Она, наверное, была настоящей красавицей?
Нэш посмотрел на нее с удивлением:
– Почему вы так решили?
– Потому что вы очень красивы. – Подцепив на вилку кусочек огурца, Ксантия поднесла его ко рту Нэша. – Причем у вас совсем не английская внешность.
– Моя мать не была англичанкой, – сказал маркиз, прожевывая огурец. – Именно поэтому ей всегда было не по себе в этой стране, Я до сих пор считаю, что ее бегство от семьи было проявлением эгоизма, однако хорошо понимаю, что она должна была чувствовать, находясь в Англии.
– Она очень тосковала по родине?
– Не то слово. – Нэш протянул Ксантии бокал с вином. – И я с молоком матери впитал любовь к Монтенегро и верность союзу с Россией. Отец тоже внушал мне, что эти два чувства – священны.
– А что произошло потом, когда вы переехали в Англию?
– А потом все перевернулось с ног на голову. Характер отца очень изменился.
– Да, понимаю, – кивнула Ксантия. – Жизнь моих старших братьев тоже изменилась, когда они получили наследство.
– Расскажите об этом подробнее, – попросил Нэш. – Ваши братья стали состоятельными людьми?
– Главным наследником стал мой старший брат Люк. К нему перешли плантации, находившиеся на острове, и запущенное поместье в Англии. Но все это нельзя было назвать богатством. Наследство стало скорее обузой, нежели улыбкой судьбы. А Киран – второй сын в семье, он моложе Люка. Он не ожидал, что станет главным наследником, и не хотел этого. Но в жизни часто происходят трагедии, которые все меняют. Наш старший брат погиб во время бунта рабов. Это было ужасно… Мы с Кираном очень тяжело переживали его смерть.
Нэш содрогнулся.
– Какая страшная смерть… – пробормотал он. Ксантия пожала плечами:
– Не думаю, что в намерения рабов входило убийство Люка. Но по воле судьбы он оказался на поле в тот момент, когда рабы со всех сторон подожгли тростник. Волнения рабов и поджоги часто случаются на Барбадосе. В тот день не только мы пострадали.
– Значит, разбираться с последствиями бунта пришлось уже младшему брату. О Боже, ваш рассказ вызвал у меня даже некоторую симпатию к Ротуэллу. Впрочем, я уверен, что это скоро пройдет.
– Надо же! – со смехом воскликнула Ксантия. – К нему редко кто-нибудь испытывает симпатию. Но я люблю брата. Мы с ним очень близки… Хотя трудно объяснить, в чем состоит эта близость.
Некоторое время они ели молча.
Ксантии было комфортно с Нэшем, даже когда оба молчали. Время от времени он поднимал на нее глаза и улыбался. Им не требовались слова, чтобы понять друг друга. Неловкости за столом не возникало. В этот вечер темные необычные глаза маркиза казались загадочными – они словно излучали какой-то таинственный свет.
