Когда позднее Маркус возвращался в Шербрук-Холл с Изабел, он обдумывал следующий шаг в завоевании своей строптивой жены. Изабел оставалась неуловимой. После их внезапно случившейся свадьбы они очень мало разговаривали наедине, не говоря уже о чем-то большем. Несмотря на те обязанности, которые возложила на нее болезнь лорда Мэннинга, он прекрасно понимал, что если бы она хотела, то нашла бы гораздо больше времени, чтобы побыть с ним. А так она использовала недуг барона как преграду, за которой пряталась от него. Маркус не жалел о том времени, которое она проводила с бароном, он и сам много часов просидел у его постели, но теперь это все закончилось. И нет никаких препятствий к тому, чтобы сегодня его жена спала в его постели, подумал он, когда его парный двухколесный экипаж остановился у Шербрук-Холла.
Мягко придержав лошадей, он улыбнулся Изабел:
— Ваш новый дом ждет вас, мадам.
Она застенчиво улыбнулась в ответ:
— Ну, не такой уж и новый. Разве вы забыли — я почти что выросла здесь.
От его пристального взгляда у нее перехватило дыхание.
— Я ничего не забыл, — пробормотал он глухо и ухмыльнулся: — Включая то, какой невыносимой проказницей ты была.
Изабел ощутила острое разочарование, но не обратила на это внимания. Добавив голосу веселости, она поддела Маркуса:
— А ты не боишься, что я стану такой же невыносимой женой?
Он бросил поводья ожидающему груму, вышел, обошел экипаж и помог спуститься Изабел. Обхватив ее за талию, Маркус с легкостью поднял ее и поставил на землю. Прижав ее к себе на мгновение дольше, чем следовало, он наклонился и нежно куснул ее за ухо:
— Уверен, я придумаю не один приятный метод укрощения строптивой жены… Из тех, которые совершенно не применимы к подопечным.
Конечно, нельзя сказать, чтобы его не посещали всякие постыдные мысли насчет нее, особенно в последние месяцы перед ее побегом в Индию. Интересно, а что бы случилось, если бы он хоть раз обнял ее и поцеловал так, как ему хотелось?
Ощущение этого легкого укуса и его теплого дыхания у уха заставило Изабел задрожать всем телом. Внизу живота, как цветочный бутон, распустился жар. Она, завороженная, смотрела в смуглое красивое лицо Маркуса. Обычно холодный взгляд серых глаз устремлен был на ее рот, и какой-то оттенок в нем восхищал и пугал ее.
Позади них раздалось вежливое покашливание, и наваждение исчезло. Маркус небрежно обернулся:
— А, Томпсон, хотите поприветствовать новую госпожу?
Томпсон поклонился, лысая макушка блеснула в лучах послеполуденного солнца.
— Совершенно верно, я и весь штат слуг с нетерпением ждали этого момента. — Он выпрямился и добавил просто: — Я очень рад, мадам, приветствовать вас в Шербрук-Холле.
— Спасибо, — улыбнулась ему Изабел. Еще будучи ребенком, она очень любила Томпсона.
После возвращения из Индии она почти десять лет уклонялась от визитов в Шербрук-Холл, как могла, но дружба ее свекра с Шербруками делала это почти невозможным. Чтобы угодить лорду Мэннингу и чтобы не так подчеркнуто избегать Маркуса, она посетила несколько званых обедов и суаре, которые устраивала мать Маркуса, но была очень редкой гостьей здесь. И все же, когда она на этот раз вошла в просторный холл с золотистыми полами и хрустальной люстрой, у нее возникло чувство, будто она вернулась домой. Шербрук-Холл несколько изменился за эти годы, и все-таки он казался ей удивительно знакомым, и воспоминания о тех днях, когда она находилась под опекой Маркуса и чувствовала себя здесь как дома, нахлынули на нее.
Изабел всегда любила Шербрук-Холл: стены серого камня, заросшие розами и плющом, фонари. Он превосходил Данем-Мэнор размерами, но Барбара Шербрук отделала дом в мягких, теплых тонах, и даже самые официальные помещения согревали уютом убранства.
Слуги ждали ее, и Изабел удивилась: сколько же знакомых лиц! Она прекрасно помнила повара и его теплые булочки, которые она, чумазый бесенок, с наслаждением жевала за выскобленным столом в большой кухне. Домоправительницу, миссис Браун, она тоже знала и помнила прикосновение ее добрых рук, когда та, ворча себе под нос, промывала и бинтовала ее бесчисленные ссадины и порезы. В итоге церемония представления, которая кому-то другому показалась бы волнующей, только укрепила Изабел в ощущении, что после долгого и трудного путешествия она наконец-то вернулась домой.
Толпа слуг рассеялась: все вернулись к своим обязанностям, а Изабел и Маркус остались вдвоем в холле. Маркус улыбнулся:
— Ну, как тебе?
Она ответила улыбкой:
— Неплохо. По крайней мере половину их я знаю. И так как дом мне знаком, давай опустим формальную экскурсию. — В глаза Маркусу она старательно не смотрела.
— Боже, конечно!
Маркус смотрел на нее, и от него не укрылась ни ее некоторая скованность, ни настороженность в лице. Неужели она подумала, что он набросится на нее, как только они переступят порог дома? Он вздохнул. Да, такая мысль посещала его, но он же не похотливый боров, в конце концов. По крайней мере хочется так думать. Маркус неохотно расстался с мыслью о ленивых послеполуденных часах, проведенных в постели с женой.
— Томпсон проводит тебя в твои покои, если ты хочешь сначала устроиться.
Он не это хотел сказать, но облегчение, промелькнувшее на ее лице, дало ему понять, что именно это Изабел хотела услышать.
Маркус вдруг подумал, как он устал быть рассудительным, заботливым джентльменом, в то время как изнутри его сжигала страсть. Маркус что-то пробормотал сквозь зубы, сжал ее в объятиях и крепко поцеловал. Он собирался подарить ей один поцелуй и уйти, но сладостная прелесть ее губ разрушила все его намерения. Он прижал ее к себе и продолжил жадно целовать, проникая языком в глубину рта. Желание поглотило его. Он ничего не замечал и ни о чем не помнил, кроме ее манящего тела. Поцелуй следовал за поцелуем. И каждый последующий был дольше и глубже предыдущего.
Изабел не умела от него защититься. Она устала бороться с ним — и с порывами собственного тела. Она его жена. Их совокупление неизбежно. И с легкой дрожью она сдалась, забыв о прошлом, забыв тайны.
У Изабел кружилась голова от желания, когда она с отчаянной жадностью отвечала на его поцелуи. Она вцепилась в его плечи и прижалась к нему. Ей было просто необходимо ощутить его большое, мускулистое тело, она жаждала этого. Ее окатило влажным теплом, когда он схватил ее за ягодицы и прижал к себе, но этого показалось мало, и он приподнял ее, так что его напряженный жезл уперся как раз в ее лоно. Изабел задрожала, и ее пронзили сладостные ощущения необыкновенной глубины и силы.
