— Идите в тепло, сударь, я уже отогрелся! Теперь я поведу их дальше!
С неимоверным трудом, на негнущихся ногах, поддерживаемый Янушем, он добрался до двери и неуклюже залез в карету. Его подхватили сильные руки Александры. Он не знал того, что провел на этом арктическом морозе почти шесть часов… Александра стащила с него перчатки и растирала ему руки, Валентина укутывала его в большую шубу. Он смотрел в гневное чернобровое лицо Александры и обессиленно улыбался.
— Ну, вы ненормальный! Замерзнуть до полусмерти, это же невероятно! Валентина, дай мне флягу с коньяком!
Она сунула ему горлышко фляги, он глотнул обжигающей жидкости и скривился.
— Хватит, — сказал он хрипло. — Надо беречь выпивку. Она еще не раз пригодится.
Он еще не начал согреваться, но ощущение мучительного холода вокруг тела прошло. Сильная дрожь сотрясала его тело. Александра, еще раз со стоном оглядев его, бросила сестре:
— Оставь его, я им сама займусь! Сумасшедший, он хотел разделить участь моего бедного Ладислава!
Она забралась под шубу, в которую он был укутан, и принялась прижимать его тело к своему сильными, даже грубыми движениями; при этом она двигалась в четком ритме, и постепенно дрожь стала проходить. Тогда она молча и крепко поцеловала его.
Для ночлега они обнаружили полуразрушенный домишко на какой-то заброшенной ферме. Дом был сожжен во время летнего наступления Наполеона. Однако крыша была цела, и эта избушка могла все-таки послужить укрытием. Януш собрал немного хвороста, и им удалось разжечь небольшой костерок прямо на земляном полу. Для дрожащих от холода лошадей нашлось немного соломы. Сами они уселись в кружок у огня и ели суп и копченую колбасу. Януш все извинялся за то, что какое-то время отсиживался в карете, где его кутали в шубы и поили коньяком. Это спасло ему жизнь, и он благодарил своих хозяев, вовсе и не думая, что ему чуть не пришлось умереть из-за их непонятных дел… Он был человек скромный и простой и очень смущался, что он вот так запросто сидит и обедает вместе с господами. Поэтому он взял толстое одеяло и удалился в уголок спать.
— А вы подумайте, каково при такой погоде им — раненым, голодным, — вдруг сказала Валентина.
— Идиот-комендант утверждал, что армия стоит где-то у Орши. Это почти в двух сотнях верст от Борисова. Так что, если мы не попадем еще раз в буран, через пару дней мы встретим французскую армию, — размышляла Александра.
Валентина склонилась к огню, он высветил ее тонкое лицо, словно наполнил его теплым воском, и тем резче выделялись черные круги под ее глазами. Была какая-то странность в том, что вопреки немыслимым тяготам, которые она переносила, она все же оставалась очаровательной… Глядя на нее, Александре подумалось, что если даже они с майором погибнут, Валентина сама доберется до Орши, пусть ей придется идти туда пешком. Ведь и в таком состоянии, как сейчас, она продолжает неотступно думать не о себе, а о своем полковнике и судьбе французского войска…
— Как вы думаете, я найду его в Орше? — спросила Валентина у майора. Тот колебался. Было бы жестоким сейчас разочаровывать ее. Но продолжать подпитывать ее иллюзии тоже казалось не самым честным. Он чувствовал, что влюблен в Александру, но в Валентине он увидел женщину, достойную, по его понятиям, всяческого уважения. Да, этому полковнику де Шавелю повезло, если он все-таки выжил.
— Наполеон будет в Орше, — осторожно сказал он, — Следовательно, там будет и главная часть войска, прежде всего те, кто способен сражаться. Раненые, скорее всего, следуют в арьергарде. Значит, если полковник не ранен, он будет в Орше с императором. В противном случае его можно искать миль на пятьдесят позади основных частей. Я думаю, их все время атакуют русские.
— Он ранен, — сказала Валентина. — Я это давно чувствую. Он ранен, но не убит.
— Скажите, — кашлянул де Ламбаль. — А что вы все-таки собираетесь делать, если мы найдем полковника?
— Отвезти его назад, чтобы он был в безопасности. Когда человеку помогают, он везде пройдет и везде спасется. Именно этого я и хочу — помочь ему вернуться домой.
— То есть ты хочешь привезти его в Польшу, если он жив и если он не откажется с тобой ехать? — переспросила Александра. — Просто сказать!
— Если он жив и невредим, я последую за армией и буду ждать его… — тихо добавила Валентина. — Поверьте, он для меня равнозначен моей жизни. Неважно, если он не полюбит меня, и я не могу от него этого требовать. Он может без меня, а я без него — нет. У меня не осталось стыда, я только боюсь за него. И я последую за ним на тех условиях, которые он предложит. Вот и все. Может быть, вы не совсем меня понимаете. Но больше мне нечего сказать.
— Отнюдь, как раз теперь мне ясно! — воскликнула Александра. — Я думала, что все это наполовину фантазии, наполовину наивные желания… Теперь ясно, что это форма настоящего сумасшествия. Не знаю, какой лекарь тебе поможет… Не прекратить ли нам эти бесплодные разговоры — по-моему, давно пора спать!
— Тут осталось немного соломы, — сказал майор. — Я возьму шубу и посплю здесь на полу, а в вашем распоряжении — экипаж.
Валентина заметила, как майор с ее сестрой обменялись быстрыми взглядами. Она встала, сказав:
— Я пойду. Мне холодно, и я ужасно устала. Доброй ночи, майор!
Он встал и поцеловал ей руку. Валентина вышла.
— Доброй ночи, мадам. А вы? — обернулся он к Александре.
— Я еще посижу, если позволите, — заявила Александра. — Вы можете ложиться, если хотите.
— Нет, отчего же, я посижу с вами, — ответил майор. Он сел поближе к ней. Александра отодвинулась.
— Я хочу выпить, — сказала она.
— Вы слишком много пьете! — Майор вытащил флягу, горестно поболтал ею, вздохнул и опять спрятал в полушубок. — А почему вы поцеловали меня сегодня? — спросил он, надламывая мелкие хворостинки и бросая в подпрыгивающий огонь.
— Чтобы согреть вас, — едко ответила Александра. — Чтобы вдохнуть жизнь в ваше слабеющее тело.
— Но мне, откровенно говоря, показалось, что это поцелуй любви…
В темноте ее лицо придвинулось к нему, словно рассматривая что-то, и отдалилось опять.
— Любовь, любовь, — проворчала она. — Вы обожаете это слово. Но мне неизвестно его значение!
Они легли рядом на охапку соломы, близко-близко друг к другу и наконец занялись любовью. Потом они оба заснули от глубочайшего наслаждения, а чуть позже проснулись, снова одновременно… Он накрыл их замерзшие тела шубами и лег на нее сверху, не столько в знак обладания, но просто чтобы сохранить тепло…
— У меня было много мужчин, — прошептала она.
