Как грубо он обошелся с ней! Именно этого она ожидала от него в самый первый раз – а не того нежного обращения, которое он ей тогда подарил. Теперь он предстал перед ней диким, охваченным сладострастием зверем, но Фионе было уже все равно – на самом деле она не только не ощущала боли, а, наоборот, испытывала необъяснимое наслаждение. Было так великолепно ощущать его силу, его владычество, чувствовать в себе его плоть, пронзающую ее почти насквозь. Задрожав всем телом, Фиона прижалась к нему, обхватила его руками и ногами, передавая ему эту дрожь и вжимая его в себя еще глубже. Прильнув к викингу, она вознеслась на вершину экстаза, чувствуя, как водоворот чувств захватывает ее изнутри. Выгнувшись навстречу ему, она издала пронзительный стон…
Выбравшись из водоворота страсти, она услышала сдавленный крик Дага. Новое, не испытанное прежде чувство овладело ею – беспомощная нежность. Этот человек спас ее жизнь уже в который раз – мысль эта поразила и обезоружила ее. Фиона провела рукой по повлажневшей коже Дага, шепча нежно-любовные слова по-гэльски… И тут же поняла, что сделала это слишком открыто. Пальцы ее замерли на его щеке, успокоившееся сердце снова забилось быстрее. Неужели он догадался, что она едва не призналась ему в том, что любит его?
Когда викинг отодвинулся от нее, она отвернулась, смущенная и взволнованная. Она не желала вечно быть под властью этого человека; ей с самого начала хотелось встать вровень с ним, пусть даже заставив ненавидеть ее. Но она не преуспела и в этом.
Даг перевернулся на спину и, уютно обняв рукой, притянул ее себе на грудь. Фиона снова ощутила комок в горле. Почему она не может ненавидеть его? А он, ее враг, почему наперекор себе и ей защищает ее, спасает ей жизнь? Фионе отчаянно захотелось заплакать: против его нежности у нее не было защиты…
Даг, должно быть, почувствовал, что творится у нее в душе, потому что его рука легла ей на грудь и принялась ласкать ее. Фиона тут же ощутила вздымающуюся изнутри новую волну желания. Вздохнув, она прекратила думать и отдалась на волю медленных, ленивых волн наслаждения, размывающих ее решимость.
Фиона, кивну и, повторила слово, затем опустилась на стул и принялась за прядение.
– Ты должна продолжать учить меня и во время работы, сказала она Бреаке. – Я хотела бы сказать ночью Дагу хоть несколько фраз по-норвежски.
Бреака стала произносить слова, которые они уже выучили. Фиона нетерпеливо повторяла их, стараясь быстрее овладеть незнакомым ей языком – тем единственным инструментом, с помощью которого она могла получить доступ к сознанию Дага.
Это важное занятие было внезапно прервано громкими воплями: маленький Гуннар, весь в слезах, с криком вбежал в комнату, за ним гнался его брат Ингульф.
Мина устало поднялась и негромко что-то произнесла.
Ингульф тут же принялся сердито возражать, то и дело укачивая на брата.
Фиона без труда догадалась: братья что-то не поделили, и только теперь Гуннар оказался наконец в безопасности.
Неожиданно Мина глубоко вздохнула, словно ее пронзила острая боль; лицо ее побледнело. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Фиона тут же поспешила к ней на помощь, в то время как Бреака бросилась выгонять поссорившихся детей на улицу.
Когда Мина опустилась на стул, Фиона, подобрав веретено, снова принялась за прерванную работу, и тут неожиданно ей в голову пришла отличная мысль. Разве обязательно прясть в помещении? Прялка – довольно небольшое устройство, шерсть тоже не занимает много места: почему бы не заниматься этой скучной работой во дворе – ведь это куда как приятнее?
Новые отчаянные крики, раздавшиеся снаружи, помогли осуществлению ее плана.
– Послушай, Бреака, – негромко обратилась Фиона к сидевшей рядом подруге, – почему бы нам не работать во дворе, где мы без труда могли бы приглядывать за детьми? В конце концов, мы можем уйти с ними в сад и дать Мине возможность отдохнуть от их ссор.
Похоже, Бреаку такая мысль удивила, но она не стала возражать и объяснила Мине суть сказанного.
Жена Сигурда с готовностью согласилась принять этот план, и все трое принялись собирать прялки и веретена. Дети вприпрыжку направились за ними. Фиона шла медленно, наслаждаясь густым запахом хмеля, доносящимся из сада: в подобные жаркие дни на своей родине они с Дювессой частенько укрывались под усыпанными спелыми фруктами ветвями яблонь. Кажется, все это происходило так давно; тогда она была еще совсем ребенком, знающим об опасностях окружающего мира не больше, чем знали о них Гуннар с Ингульфом Как же быстро все изменилось в ее жизни! В одну темную страшную ночь она превратилась в рабыню и потом стала женщиной.
Вдруг Фиона с испугом обернулась назад. Что, если кто-нибудь снова обвинит ее в намерении убежать?
Стараясь поскорее вернуть столь редкое для нее теперь душевное спокойствие, девушка продолжила путь.
В это время дети принялись наперегонки карабкаться по деревьям, а затем начали собирать яблоки. Наконец, утомившись, они улеглись в тени неподалеку и стали грызть твердые зеленые плоды. Бреака предупредила их, чтобы они не ели много, а то у них заболят животы, но дети не обращали на ее слова никакого внимания, и Фиона решила, когда освободится, сделать отвар ромашки, чтобы дать им его на ночь.
Чуть отдохнув, Ингульф с Гуннаром затеяли новую игру – кто быстрее съест яблоко. Фиона только покачала головой и продолжала прясть. Она так углубилась в это занятие, что не сразу почувствовала, как Ингульф схватил ее за руку.
– Гуннар, – произнес малыш дрожащим от страха голосом.
Повернувшись к старшему сыну Сигурда, Фиона едва не вскрикнула: мальчик стоял, схватившись руками за горло, и безуспешно пытался что-то сказать; лицо его налилось кровью.
Бросив веретено, Фиона подбежала к ребенку: она сразу же поняла, что кусок яблока застрял у него в горле, перекрыв доступ воздуха.
– Скорей! – крикнула она Бреаке. – Беги и приведи сюда кого-нибудь из мужчин!
Бреака без промедления бросилась исполнять приказание. Фиона попыталась перевернуть Гуннара и поднять его за ноги, но у нее не хватало сил, чтобы держать его так и одновременно стучать по спине. Она бросила отчаянный взгляд в сторону двора.
Время шло, но никто не появлялся. Ингульф рыдал, прижавшись к Фионе; ей и самой хотелось плакать. Опустившись на одно колено, она положила на другое тело малыша и снова принялась старательно хлопать его по спине. Раз… два…
Неожиданно с очередным резким хлопком кусочек яблока вылетел из горла – Гуннара.
Фиона с облегчением поглядела на ребенка, но тут же ей снова стало не по себе: лицо его оставалось синим и неподвижным; он не дышал! Она перепугалась еще больше. Неужели слишком поздно?
