— Вот как? Хорошо, что вы сообщили мне, мадам. Тогда тем более я поспешу поговорить с ним.
— Благодарю вас, месье. Хочу напомнить, что мы вам всегда рады, даже когда здесь нет вашего брата. — Она широко улыбнулась. — Слышала, что вы только что женились. Не желаете ли ненадолго покинуть брачное ложе ради лучшей из моих девушек?
Он ответил без улыбки:
— Благодарю вас, мадам. Буду помнить о вашем любезном приглашении.
Поклонившись, он направился на верхний этаж. Во всем доме было непривычно тихо, но ведь до вечера еще далеко. Его брат довольно рано решил приступить к этим занятиям. Впрочем, других занятий у него нет и не было… В чем немало повинен и старший брат, подумал он не без горечи, припомнив свои собственные похождения в первые годы пребывания в Лондоне. Тогда он почти не думал о том, как это может отозваться в незрелой душе младшего брата.
В недавнее время у него было несколько длительных любовных связей, последняя — со вдовой богатого торговца. Все завершилось большим количеством слез, заклинаний и угроз, после которых он почувствовал, что нуждается в перерыве и отдыхе.
Встреча с Рейвен нарушила этот отдых, о чем он отнюдь не жалел, но чего опасался. Сейчас, поднимаясь по лестнице публичного дома, он подумал с кривой улыбкой, что приглашение милейшей мадам Фуше может оказаться весьма кстати, ибо поможет забыть голубые умные глаза и чудесное тело той, что случайно превратилась в его жену. Свобода — так он понял к своим тридцати годам — это лучшее и самое ценное из того, что мы имеем…
Он уже стоял перед дверью в комнату номер семь, постучал и услышал в ответ резкий голос Шона:
— Кто там еще?
Келл толкнул дверь, вошел и увидел брата, развалившегося в кресле. На коленях у него примостилась полураздетая красотка.
— Мне нужно поговорить с тобой, Шон, — сухо произнес Келл. Тот, почуяв серьезность тона, не стал спорить. Шлепнув девушку по заду, он отослал ее в другую комнату.
— Что привело тебя сюда, старший брат? — развязно спросил он, желая по возможности оттянуть неприятный разговор. — Неужели уже захотелось свеженького? Понадобилось утопить свои печали в продажных объятиях шлюхи? Потому что собственная супруга ведет себя с тобой точно так, как вела со мной — обольстила, а потом надменно оттолкнула?
Келл не стал отвечать на все эти предположения, а сухо произнес:
— Ты преступил сегодня все границы дозволенного. Рей-вен теперь моя жена, независимо от того, как мы оба к этому относимся. И я никому не позволю причинить ей вред.
— Я ничего ей не сделал сегодня, брат!
— Ты угрожал ей.
— Откуда тебе известно? Она прибежала к тебе с жалобой?
— Перестань строить из себя идиота! Если ты такой непонятливый, объясняю: держись от нее подальше всю оставшуюся жизнь!
Возможно, категоричность требования и продолженность во времени — «всю жизнь» — вызвали в нетрезвой голове Шона раздражение, которое стало сильнее некоторого испуга, потому что он с ребяческим упрямством спросил:
— А если я не выполню твоего приказа?
Глаза Келла сузились, в них сверкнула угроза. Но он сдержался и произнес примирительным тоном:
— Я надеюсь, что ты завтра же уедешь из Лондона.
Это окончательно разъярило Шона.
— А если нет? Тогда что? Что ты сделаешь со мной, если я откажусь? — Он вскочил с кресла и забегал по комнате. — Ты не в том положении, брат, чтобы диктовать мне условия, это тебе не приходит в голову? Подумай лучше о собственной репутации, о том, как ее обелить, а не бросай все силы на защиту бессердечной суки, которую взял в жены.
Келл стиснул зубы и побледнел.
— Что ты хочешь всем этим сказать, щенок?
Шон, видимо, хорошо знал, о чем говорил, потому что с каким-то торжеством отчеканил:
— Хочу сказать, что стоит лишь мне обратиться к любому судье-магистрату с вопросом, не желает ли он узнать правду о том, как откинул копыта наш дорогой дядюшка Уильям, и… Да если я только захочу сообщить… дать показания под присягой, что видел собственными глазами, как ты убил его, тебе придется туго, братишка. Тюрьмой не отделаешься…
Келлу показалось, что его кто-то сильно ударил под дых… Нет, просто воткнул нож…
Этот «кто-то» — его родной брат!
Некоторое время он смотрел на человека, стоящего перед ним, словно запамятовав, кто он такой. Это его брат?.. Да, это он, только совсем не такой, как в прежние годы. Он всегда был трудноуправляем, взбалмошен, вспыльчив, но все-таки между братьями ощущалась привязанность, даже любовь. У Шона не было такой дикой злобы, такой тяги мстить. Однако еще до знакомства с Рейвен, до того, как он попал на флот, в его характере стали происходить необратимые перемены к худшему… А теперь еще эти страшные в своем злорадстве угрозы предать собственного брата. Который всегда пытался выручить его, спасти от притязаний дяди, от денежного краха, от службы на корабле. Теперь — от преследования со стороны родственников Рейвен и ее жениха, результатом чего стала поспешная женитьба на Рейвен. Что, по-видимому, доконало беднягу Шона, лишило остатков рассудка.
Снова, в который уже раз, в Келле проснулась жалость к брату — ведь он болен, просто болен. Тем, что он делает и говорит, командует не он, а его болезнь. Но если так, почему сам больной не делает никаких попыток вылечиться, не только не слушает своего врача, а грозит предать его в руки судьи. Выдать даже не за тридцать сребреников, а просто так, по злобе… Как обыкновенный подлый наветчик…
Кровь бросилась в голову Келла.
— Сообщай кому хочешь и что хочешь, — сказал он. — Это не изменит моего намерения отправить тебя в Ирландию.
В искаженном лице Шона появилось что-то жалкое.
— Ты прекрасно знаешь, — дрожащим голосом заговорил он, — я такой, как есть, во многом по твоей вине. Ты обещал маме, что будешь меня защищать, но не защитил. Дядя Уильям делал со мной что хотел, а ты… ты…
В прошедшие годы, во время их нередких ссор и споров, эти слова Шона делали Келла почти беспомощным, однако сейчас они не возымели прежнего действия. Его брат зарвался, он стал не только отвратительным, но и опасным для многих, и в первую очередь для Рейвен. А ее Келл должен оберегать.
— Да, — произнес Келл негромко и почти спокойно, — да, я не могу простить себе, что не сумел защитить тебя от дяди. Ты знаешь это. Но прошлого не изменить. И это тоже тебе известно… Сколько раз я подставлял себя на твое место и думал, как бы я поступил…
Лицо Шона снова исказилось — на этот раз стало еще более жалким.
— Как? — истерически крикнул он. — Не так, как я! Ты бы дрался с ним с самого начала, я знаю. Потому что ты всегда был сильнее, чем я… Всегда… И сейчас.
