— А что ты про своего брата скажешь?
— Ты про Гарта?
— А на кого нападает этот безумец? На женщин, которые работают на фабрике. И которых твой брат задерживает на работе. На целые часы.
Мышцы на его плечах вздулись от напряжения, так он вцепился в кресло.
— А зачем Гарту на этих женщин нападать?
Силван пожала плечами:
— Нрав у его милости очень крутой — в этом я сама убедилась. И не единожды. — Она дождалась, пока Ранд кивнул, соглашаясь с ее наблюдением, а потом быстро добавила:
— И вроде бы женский пол он не очень жалует.
— Гарт? С чего ты решила? — Ранд в изумлении воззрился на Силван. — Гарт обожает женщин!
— Он не женат.
Секунду он смотрел на нее, открыв рот, а потом откинулся в кресле и громко захохотал.
— Ты серьезно? Ну и логика же у тебя: вот, значит, по каким признакам ты судишь о мужских пристрастиях!
Силван густо покраснела, — А ведь о Хибберте именно так судили Я была знакома с.., друзьями Хибберта, были среди них милые джентльмены, но некоторые из них по-настоящему не любили женщин. Всех женщин. Как ты думаешь…
— Ну нет! — Ранд снова засмеялся. — Только не Гарт. Ты не все про него знаешь. Ладно, допустим, что в твоих словах есть какая-то правда — но неужели ты думаешь, что все эти хлопоты по устройству фабрики он затеял для того, чтобы иметь возможность по ночам нападать на деревенских женщин?
Но Силван сдаваться не желала:
— Тогда Джеймс.
— Ох, но это то же самое, что и Гарт.
— Джеймс обижен на весь свет. Обозленный молодой человек, очень сильно настроенный против фабрики.
— Он был со мной у Ватерлоо.
— Он — третий в очереди на герцогский титул.
— Я ему жизнь спас.
Силван призадумалась.
— Под Ватерлоо?
— Я был в своем полку и увидал его. Его отрезали от наших и взяли в кольцо. Он был один среди моря французов и… Ну, а я как раз оказался там в нужное время. Просто успел.
— И ты еще вообразил про себя, что ты можешь нападать на женщин? — На щеках мелькнули и пропали ямочки — Силван пыталась удержаться от улыбки, а ему стало сразу как-то очень тепло — так приятно грел огонь ее восхищения. — Ты? Ты ведь собой рисковал, только бы Джеймса спасти. А ради спокойствия женщин Малкинхампстеда готов был даже кинуться с обрыва!
Ранд молчал, не зная, что на это ответить. Одно было ясно: ему нравилось, что Силван и в самом деле считает его героем. Чтобы сменить тему разговора, он сказал:
— Значит, Джеймса мы со счетов сбрасываем.
Ямочки окончательно исчезли с ее щек.
— Знаешь, бывает так, что, если человек тебе чем-то обязан, это ставит его в зависимое положение, и вместо благодарности он испытывает неприязнь.
— Чушь какая! — возмутился Ранд, а потом ехидно продолжил в тон Силван:
— А если не Джеймс, так, значит, его преподобие отец Доналд?
— А почему бы и нет? — согласилась Силван. — Его круглые сутки нет дома. И днем, и ночью он навещает своих прихожан.
Ранду не верилось, что она может воспринять его слова всерьез — настолько смехотворной представлялась сама мысль о достопочтенном викарии в роли призрака.
— Ты же с ним знакома! — Он ткнул пальцем в сторону гостиной. — Конечно, он дурак и страшный ханжа, но он всецело предан своему долгу — блюсти слово Господне.
— Я просто пробую назвать тебе кого-то, кто мог бы оказаться или способным к совершению этих преступлений, или иметь для совершения их какие-то причины. Даже твоя тетя Адела…
— Вот это мысль! Замечательно! — Он сделал вид, что обдумывает ее предположение.
— А моя мать?
— Рост слишком низкий.
— Ага. — Пытаясь пристыдить ее, он сказал:
— На этом основании я, пожалуй, вычеркну и тебя из моего списка подозреваемых.
— Очень великодушно с твоей стороны, но есть еще одна причина для исключения меня из списка подозреваемых. Меня тут еще не было, а нападения уже начались.
— Как знать, может, ты таилась в Малкинхампстеде, пряталась на постоялом дворе и только поджидала, когда подвернется подходящий момент…
— Ох, Ранд, я понимаю — тебе очень не хочется, чтобы это оказался человек, который тебе знаком. — Она наклонилась к нему поближе, так что их колени соприкоснулись, а глубокий вырез корсажа явил взору Ранда самую соблазнительную картину. — Но ясно: этот кто-то имеет на тебя зуб.
Ранд едва подавил искушение притронуться к ее груди. Отведя глаза, он сказал:
— У нас тут одних слуг в доме человек пятьдесят. Ты понимаешь, какое змеиное гнездо ты можешь разворошить такими обвинениями?
Силван задумчиво покачала головой.
— Может, оно и легче: взять вину на себя. Но я не верю, что может быть виновен человек, у которого не было никакого умысла. Который не преследует какой-то выгоды.
Пришло время, решил он, перевести беседу на другие рельсы.
— Да и в то, что можно выйти замуж не по расчету, ты тоже, кажется, не веришь.
Силван отшатнулась и, подозрительно покосившись на Ранда, прикрыла вырез на груди рубашкой.
— Я буду хорошо с тобой обращаться, — пообещал Ранд.
— До тех пор, пока я буду вести себя, как следует? — язвительно осведомилась Силван. — А потом что: на улицу выгонишь или будешь пилить день и ночь, как мой отец?
Вот таким же тоном она, наверное, привыкла защищаться от упреков отца, подумал Ранд и как можно спокойнее произнес:
— Ты будешь носить фамилию Малкин, и может так случиться, что когда-нибудь ты станешь герцогиней. Ни один человек на свете не посмеет следить за твоим поведением и тем более осуждать его. Это ты будешь задавать тон.
— Очень уж много чести.
— Да я только хочу показать, какие выгоды сулит тебе предлагаемый союз. — Ранд широко улыбнулся. — Что же до сегодняшнего утра… — Он подождал, пока она, заерзав, не отвела глаза, а потом продолжал как ни в чем не бывало:
— Конечно, я виноват, что не смог уберечь тебя от такой малоприятной сцены. Мне бы следовало получше позаботиться о тебе. Кажется, не все я сделал, как следовало бы.
Щеки Силван пылали густым румянцем — вспомнила, значит, как сегодня зарю встречала.
— Ох, кое-что ты сделал правильно.
— Это — похвала, да? Силван, — он наклонился и, обхватив ее лицо, принялся целовать и целовал до тех пор, пока она не вцепилась в его плечи дрожащими руками. — Мы венчаемся завтра утром. И никаких пререканий больше об этом. — Он погладил ее пылающее лицо с закрытыми глазами. — Хорошо?
— Ладно.
Вовсе не те восторженные слова, которые хотел бы он услыхать от своей нареченной. Но с него довольно было и этого. Он обрадовано спросил:
— Обещаешь?
Ее глаза открылись.
— Я не передумаю.
— Дай мне этот час завтра ночью, — прошептал он, — и ты поймешь, что приняла правильное решение.
