– Тоже лубю.
В этот момент чуть скрипнула дверь, и оба посмотрели в ту сторону. У порога спальни стоял Джеймс.
Амброуз протянул пухлую ручку к отцу. Джеймс приблизился ним.
.– Тебе давно пора спать, сынок.
– Когда я вошла, он не спал. Думаю, теперь уснет. Правда, Амброуз?
Малыш кулачками потер глаза и кивнул.
Шарлотта положила его обратно в кроватку и укрыла одеялом. Мальчик тут же повернулся на бок и затих. Несколько минут спустя он уже тихонько посапывал во сне. Убедившись, что он спит, Джеймс покинул комнату, и Шарлотта неохотно последовала за ним.
– Он быстро растет. Вскоре станет слишком большим, и я уже не смогу брать его на руки, – сказала Шарлотта, когда они спускались по лестнице. – Потом он будет учиться в университете, а еще немного погодя отправится в длительное путешествие по Европе…
Джеймс шел рядом с ней. Молодая женщина понимала, что он собирается что-то сказать, иначе он не поднялся бы за ней наверх. Его плохое настроение ощущалось очень остро, но не очень-то ее беспокоило.
Шарлотта заметила, как барон вздрогнул, когда она упомянула о длительном путешествии. Внимательно посмотрев на него, она поняла, что он очень нервничает. И что-то в его глазах, какое-то недоуменное выражение… Ей вдруг пришло в голову, что сейчас он очень походил на Гарри.
Это настолько ошеломило ее, что она ухватилась за перила, чтобы сохранить равновесие. Джеймс же пристально посмотрел на нее, словно заметил ее беспокойство и счел его весьма подозрительным. Но конечно же, это был лишь плод ее воображения: он ничего не мог заподозрить, когда она упомянула о путешествии по Европе. Скорее всего, это ее замечание просто показалось ему странным и неуместным, вот и все.
Немного успокоившись, Шарлотта вновь заговорила:
– К тому времени я стану старой тетушкой, которую Амброуз сочтет необходимым навещать, приезжая в Лондон. Что ж, такова жизнь.
– Амброуз никогда не будет думать о визитах к тебе как об обязанности. Я не позволю ему вырасти столь бессердечным.
– Все молодые люди немного эгоистичны и бессердечны, Джеймс. Так и должно быть. Повторяю: такова жизнь. И с этим ничего не поделаешь, не так ли?
Они вошли в холл, освещенный множеством ламп. И сходство барона с Гарри тотчас же исчезло. Возможно, все дело было в тусклом свете на лестнице и ее особом настроении.
Да, она немного успокоилась, но все же подозрения не рассеялись.
Шарлотта послала слугу за своей шалью.
Барон посмотрел на нее с удивлением:
– Ты уже уезжаешь?
– Да, я устала.
– После своего путешествия?
Она хотела избежать дальнейших разговоров на эту тему, поэтому ответила уклончиво:
– Отчасти из-за этого. – Немного помедлив, Шарлотта вдруг сказала: – Мне показалось, ты очень огорчился, когда я упомянула о путешествии по Европе. – Сказав это, она рассчитывала, что Джеймс каким-то образом раскроется, чем-то выдаст себя.
Лицо Джеймса словно окаменело; на сей раз она уже не сомневалась: разговор о путешествии очень ему неприятен. Пожав плечами, барон пробормотал:
– Видишь ли, я-то путешествовал вместе с братом, а Амброузу, если такое случится, придется отправиться в путешествие одному.
– Молодому человеку вовсе не нужен брат для подобных поездок. Хотя, конечно, вдвоем веселее, – заметила Шарлотта. – Я абсолютно уверена, это было незабываемое время для вас с Филиппом. Необыкновенное приключение, не так ли?
Джеймс едва заметно улыбнулся:
– Да, такое никогда не забудешь.
– Но почему ты никогда не рассказывал мне об этом? Уверена, ты мог бы рассказать замечательные истории. И тебе не хочется предаваться воспоминаниям сейчас, после смерти Филиппа?
– Все это было слишком давно. То была совсем другая жизнь. Да и не хочется утомлять людей своими рассказами.
– Приятные воспоминания не бывают скучными, Джеймс. Особенно если вспоминаешь тех, кого мы любили.
Он снова вздрогнул, и лицо его вытянулось. Но тут послышались шаги слуги, несшего мантилью Шарлотты, и барон тотчас взял себя в руки.
Взяв у слуги свою мантилью, она направилась к выходу. Джеймс провожал ее до кареты, но Шарлотта больше не задавала вопросов – ее одолевали тревожные мысли и столь же тревожные предчувствия.
Закрыв дверцу карету, Джеймс подошел к окну и, пристально глядя на Шарлотту, спросил:
– Скажи, ты путешествовала одна?
Его интонации требовали ответа. Неужели он подозревал, что Натаниел сопровождал ее? Или он что-то узнал о тех расследованиях, которые проводил Найтридж здесь, в Лондоне?
– Разумеется, нет, – ответила Шарлотта. – Меня сопровождала моя горничная.
Высунувшись из окна, она велела кучеру везти ее домой.
– Ты слишком уж рассеян, – пробормотал Линдейл. Он стоял за спиной Натаниела, сидевшего за карточным столом. – О чем ты думал, делая такой глупый ход?
Натаниел оглянулся на своего мучителя:
– Я думал, ты устал от игры и давно ушел.
– Я устал только от того, что ты так легко даешь себя обыграть.
– Тогда найди более удачливого игрока и перестань жужжать у меня над ухом, как надоедливая муха.
– Я не жужжу, а говорю об очевидном. Но ты, похоже, не способен что-либо воспринимать. Ты явно не в себе, и мой долг – не позволить тебе разориться.
– Не беспокойся, со мной все в порядке.
– Тогда, Найтридж, тебе нет прощения. Ведь ты проигрываешь Абернати. Представляешь, Абернати…
Натаниел взглянул через стол на усмехавшегося Абернати.
Линдейл был прав. Конечно же, он думал вовсе не об игре, потому и проигрывал.
Но он уже два дня был не в себе. После возвращения в Лондон он мог думать только об одном – о Шарлотте.
Сегодня вечером он попытался отвлечься и отправился в игорный зал. Но, усевшись за карточный стол, тотчас же понял, что ничего у него не получится: он по-прежнему думал о Шарлотте.
Натаниел жестом дал понять крупье, что прекращает игру.
– Вот это разумно, дружище, – одобрил Линдейл; он сказал это так, словно беседовал со слабоумным.
– Еще раз говорю: со мной все в порядке, – проворчал Натаниел.
– Тогда, возможно, ты просто болен.
– Да, в каком-то смысле. Я узнал, кто она.
– Она? – Линдейл сделал вид, что ужасно скучает.
– Да, она.
– О чем ты, приятель?
– Если ты продолжишь притворяться, что ничего не понимаешь, я тебя взгрею.
– Ты имеешь в виду, Что попытаешься поколотить меня? – Линдейл внимательно посмотрел на друга. – Она – это твоя подружка на последней вечеринке, не так ли?
– Совершенно верно.
– А ты уверен?
– На все сто.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Натаниел пробормотал:
