Когда действительность начала возвращаться на свое место, Габриелл уютно устроилась у него на груди. Обессиленные, они лежали, тяжело дыша. Легкий блеск испарины скользил по их коже в прохладном ночном воздухе. Габриелл провела рукой по его мускулистым плечам; каждое прикосновение к этому упругому гладкому телу доставляло ей огромное удовольствие. Роберт был силен и ловок от природы, — кроме того, он рассказывал, что очень любит верховые прогулки. Может быть, он вернется в свое поместье, когда закончится сессия парламента? Может, баронесса последует за ним?
«Я не вправе задавать подобные вопросы».
Если бы Роберт хотел рассказать о своих противоречивых чувствах к леди Оберли, он бы сам заговорил на эту тему. Если же он этого не сделал…
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Амбер начала легкими поцелуями покрывать упругие завитки волос на его груди, в то время как Роберт осторожно поглаживал ее по щеке. Когда она зубами царапнула его сосок и слегка потянула зубами, он негромко зарычал от удовольствия.
— Ты настоящая ненасытная маленькая шалунья, — пробормотал Роберт хрипло.
— Тебе это нравится?
Она знала точно, что ее пылкость нравится ему, а его напрягшаяся плоть, прижавшись к ее бедру, служила доказательством этого.
— Я ведь здесь, чтобы доставить тебе удовольствие, ты помнишь об этом?
— Ну… мне бы доставило удовольствие, если бы мы могли начать все сначала… только на этот раз медленно, как…
— Крылья бабочки, — прошептал Роберт со смешком, легким поцелуем касаясь ее ушка.
Затем он кончиком языка провел по контуру небольшой ушной раковины, и по позвоночнику Амбер пробежала дрожь.
— Да, мы можем заниматься этим столько, сколько ты пожелаешь, моя милая Габи.
— Ты знаешь все, что можно знать… все, чего любая женщина… могла бы захотеть, что могла бы вообразить, — отрывисто произносила она между короткими вздохами, в то время как он ласкал ее горло своим языком и оглаживал лицо кончиками пальцев.
Затем его руки начали блуждать по ее спине, осторожно поднимая спутавшиеся волосы. Он перекатился вместе с ней на бок и поднялся над ней, чтобы покрыть поцелуями шею и грудь, потом спустился ниже и наконец достиг пупка. Он уделил ему особое внимание, заставив Габи постанывать, извиваясь от удовольствия.
— Я, должно быть, сейчас соленая на вкус, — пробормотала она.
— Разве я не говорил тебе, что обожаю соленые деликатесы?
Он продолжил свои нежные ласки, используя руки и губы, не пропуская ни дюйма ее тела и тем самым приводя ее в состояние неописуемого восторга. В то время как ее тело наслаждалось этими ласками, в ее голове продолжали кружиться мысли. Если бы это могло продолжаться вечно. Если бы они могли закрыться от всего мира и оказаться одни… совсем одни во времени и пространстве. Но нет, у них есть только эта ночь.
— Эта ночь, у нас есть эта ночь. И никто не может ее отнять у нас, — шептал он.
Пока он не заговорил, она даже представить себе не могла, что его мысли так созвучны ее мыслям.
— Да, сегодняшней ночи должно быть достаточно… — прошептала Амбер в ответ, позволяя телу возобладать над разумом, отвечая Роберту поцелуями и ласками, вновь изумляясь контрасту между ее нежным и его мускулистым телом, между гладкостью ее кожи и щекочущей жесткости волосков на его теле. Со всей присущей ему силой он холил и лелеял ее тело, неистовый от страсти, нежный от… любви?
Нет, только не любовь! Он сказал, что у них есть эта ночь. И эти слова говорили о скором расставании. Его долг — покинуть ее. Но не сегодня ночью.
Она обняла его и принялась страстно целовать, крепко удерживая в своих объятиях. После продолжительного времени они стали одним целым, чтобы вместе вознестись ввысь. Ни один из них не думал о той цене, которую за эту ночь им придется заплатить завтра.
Роб оставил мать, когда один из служащих провожал ее на галерею палаты лордов. Несколько минут он просматривал свои записи, затем сложил бумаги и сунул их в карман. Некоторые из его недоброжелателей заняли места напротив и теперь, мрачно поглядывая на своего оппонента, достаточно громко переговаривались о «защитниках черни» и «разрушении социального устройства, предписанного Всевышним». Роберт бросил нервный взгляд наверх, чтобы убедиться, что матушка не слышит, как всуе упоминается имя Господа, и с радостью отметил, что до галереи эти разговоры, по всей видимости, не доносятся.
Только бы лорд Тиздейл и его сподвижники вели себя достойно во время прений! Блажен, кто верует! Роберта целиком поглотило начавшееся обсуждение, и он не заметил, как вошла вторая дама, которая заняла единственное остававшееся как раз рядом с Абигейл свободное место на галерее. Вторая дама с головы до ног была одета во все черное, ее лицо закрывала плотная вуаль.
Амбер читала о предложениях мистера Пила, касающихся реформирования полицейской системы, точнее, почти полного ее отсутствия в Лондоне. Несогласованность различных юридических структур и сплошное взяточничество привели к возникновению и процветанию целой отрасли воровства. Места сборищ преступных элементов, или «малины», были не только убежищами для головорезов и уличных проституток, но и являлись вербовочными центрами, где совсем еще дети учились пить джин, обчищать чужие карманы и продавать свое тело, дабы не умереть с голоду. Амбер хотела услышать, как, по мнению Роберта, можно остановить это безобразие. Но больше всего ей хотелось увидеть Роба при свете дня и услышать его сильный и глубокий голос. Когда графу Баррингтону предоставили слово, он встал и, окинув взглядом присутствующих, начал свое выступление.
— Нам необходимы объединенные силы, не пораженные взяточничеством и находящиеся под контролем правительства. Люди, хорошо разбирающиеся в проблеме, должны прикрыть эти притоны. Это школы, но не те, в которых юное поколение учится читать и писать, а те, где мальчишки учатся воровать, а девочки продавать себя. Сколько такое будет продолжаться и когда мы начнем действовать?
Роберт приводил весьма драматические подробности, детально описывая творящиеся безобразия, и предлагал меры по их устранению. Абигейл не утерпела и, чуть наклонившись к сидящей рядом вдове, прошептала ей на ухо:
— Вижу, что вас, как и меня, захватило выступление графа Баррингтона.
Амбер посмотрела на немолодую женщину в сером платье. Повседневный наряд был хорошего качества, но без всяких украшений за исключением маленького золотого крестика на тонкой изящной цепочке. На шляпке женщины не было ни перьев, ни каких-либо других столь модных сегодня дополнений. Но ее лицо было приветливым и добрым.
