Или всего одно мгновение.
— Ты прекрасно выглядишь в белом, — прошептал Гейбриел.
Боже мой, она совершенно забыла, что практически раздета. Он протянул к ней свободную руку, чтобы развязать тесемки халата, распахнул его и снял с ее плеч. Халат соскользнул и упал к ее ногам, оставив ее только в ночной рубашке. В тонкой полупрозрачной ночной рубашке.
Она не позволит ему это. Она поклялась не уступать, пока он не захочет поделиться своими секретами. И вот она стоит перед ним в полуобнаженном виде, чувствуя, как бурлит в жилах кровь, безумно бьется пульс и горит от желания тело…
Нет! Она должна ускользнуть от него, установить дистанцию между ними.
— Я пойду принесу повязку тебе на голову. Я… Я думаю, у меня есть кое-что, что подойдет. — Подхватив халат, она заторопилась к двери. Если бы у нее была хотя бы минутка, чтобы подумать, чтобы одеться и не чувствовать себя такой беззащитной…
— Вирджиния, подожди! — крикнул Гейбриел, но она не послушала его, выбежала из кухни и устремилась по лестнице вниз.
В спальне она остановилась, тупо глядя перед собой, пытаясь справиться со своими чувствами и все еще сжимая в руках халат. Если бы она не проявила осмотрительность, она просто могла бы…
— Ты от меня убегаешь, дорогая? — раздался у нее за спиной голос Гейбриела.
Она обернулась и увидела его на пороге своей спальни.
— Что ты здесь делаешь? — Она не ожидала, что он последует за ней.
Когда он перешагнул через порог и закрыл за собой дверь, она почувствовала, как ее тело пронзила дрожь, от тревоги и от восхищения в равной степени. Обнаженный до пояса, он казался грешным и опасным. Восхитительно опасным.
— Тебе не следует находиться в моей спальне, — сказала Вирджиния, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.
— Это не то, что я ожидал увидеть, — сказал Гейбриел, окинув внимательным взглядом ее комнату, — кровать с постельным бельем из алого шелка, она сшила его из ткани, доставшейся ей от матери, обои с золотистым тиснением, их она выбирала сама.
Ей очень нравилась своя спальня.
— Почему нет? — обиженно спросила она.
— Целую неделю наблюдая за тобой на ферме, я думал, что твоя спальня — более скромная и практичная. — Гейбриел грустно улыбнулся. — Мне следовало знать тебя лучше. В тебе есть романтическая жилка, такая же причудливая, как этот широкий ковер, на котором ты стоишь.
— Тебе не нравится моя комната?
— Нравится. Она тебе подходит. Святая святых мисс Вирджинии Уэверли. Если наблюдать тебя со стороны, ты энергичная хозяйка имения, успешно управляющая домом. Но в душе ты романтичная особа, которая смело бросает вызов мужчинам участвовать в гонках и шпионит за ними в конюшне. — Гейбриел понизил голос. — И при этом всегда — обворожительная женщина, которая соблазняет мужчин бунтовать. — Его глаза загорелись желанием, и он оттолкнулся от двери. — Кто знал, что под строгим платьем и накрахмаленным фартуком окажется так много шелка и кружева?
Вирджиния с трудом сглотнула. Ну почему именно этот мужчина заметил все это? Почему именно он по-настоящему понимает ее?
— Я думаю, ты в душе поэт.
— Подозреваю, что это ты открыла во мне этот талант. — Его глаза медленно скользили по просвечивающему сквозь рубашку телу Вирджинии, не оставляя ей сил освободиться из плена его глаз, разгоняя кровь в жилах и пробуждая желание. — Точно так же, как я открыл в тебе безрассудство.
— О, безрассудство не моя стихия, — тщетно пыталась протестовать Вирджиния.
— Сомневаюсь. В любом случае я просто пришел сказать, что повязка мне не нужна. — Опустившись на ближайший стул, Гейбриел наклонил голову. — Сама посмотри.
Вирджиния осторожно подошла к нему, стараясь держаться сбоку, и стала рассматривать рану, предварительно убрав прядь волос. Гейбриел оказался прав. Рана перестала кровоточить и затягивалась коркой.
Он поймал ее руку и поднес к губам. Не спуская с нее глаз, он поцеловал ей руку. Поцелуй был таким нежным, что у Вирджинии перехватило дыхание. Потом, перевернув руку, он поцеловал ладонь, затем запястье.
Она почувствовала, как безумно бьется у нее пульс, как сладко ноет тело.
— Не надо, — с трудом прошептала она, освобождая руку и пытаясь уйти.
Удержав ее за талию, Гейбриел посадил ее к себе на колени.
— Как ты думаешь, что ты делаешь? — хрипло спросила она, пытаясь освободиться из его объятий. — Ты не должен…
— Хочешь узнать истинную причину моего проигрыша сегодня? — пробормотал ей на ухо Гейбриел.
Она замерла, чувствуя, как в горле колотится сердце. Она сидела к нему спиной и не видела его лица, но ощущала его напряженную плоть. И это подогревало ее собственное желание.
Гейбриел протянул руку, чтобы расстегнуть ей ночную рубашку, и Вирджиния позволила ему сделать это, не сопротивляясь, даже когда он обнажил ее грудь.
— Я проиграл, потому что не смог сосредоточиться. Моя голова была в другом месте. — Он прикрыл рукой ее обнаженную грудь. — Я думал о тебе. О том, как сильно я тебя хочу. О том, как сильно я хочу быть здесь, с тобой.
Вирджиния задохнулась от пронзившего ее сладострастного чувства, которое больше не могла отрицать. Она тоже хотела, чтобы он был здесь, с ней.
Он нежно поглаживал ее грудь, и с ее губ сорвался сладостный вздох.
— Значит, — выдохнула она, — ты обвиняешь… меня… в своем… проигрыше?
— Ну что-то в этом роде. Хотя, если бы в конце дорожки ты стояла в таком виде, как сейчас, обещаю, я бы выиграл.
Вирджинию охватила чисто женская радость. Она пыталась твердить себе, что это были привычные слова опытного соблазнителя, но она в это больше не верила. Особенно после их вчерашней встречи в конюшне. Гейбриел мог быть кем угодно, но только не самодовольным льстецом.
Его руки, уверенные и ласковые, обхватили нежную округлость ее груди, лаская соски, пока волна чувственных ощущений не накрыла Вирджинию с головой. Ее тело таяло и стонало от дикого желания. Ничего более прекрасного она никогда не испытывала, и хотя не должна была уступать ни ему, ни себе, ей очень этого хотелось.
Гейбриел медленно поднял вверх ночную рубашку, чтобы она не мешала его руке проникнуть в самое сокровенное ее местечко. Вирджиния слышала, как он горячо дышит ей прямо в ухо.
— Ты не носишь панталон.
— Когда сплю — никогда, — покраснела Вирджиния.
— Надо мне почаще заставать тебя в ночной рубашке. — Его рука нащупала влажное, изнемогавшее от желания, жаркое лоно, и он стал умело и уверенно ласкать ее. Когда его пальцы проникли внутрь, Вирджиния охнула. Эти ласки доставляли ей такое же удовольствие, как и тогда на конюшне.
