— Ничего, — как младшего брата, бывало, поправил Велем. — Скажи — ни-че-го! Можешь?
Краса послушно повторила: она могла, просто, родившись в Вал-городе среди чудинов и их потомков, привыкла говорить, как они.
— Говоришь, хозяин поехал к брату снопы возить? — задумчиво переспросил Велем.
— Да. Коротень, брат его, за рекой живет. У них двое старших умные, а третий… как всегда.
— Хозяйка дома одна?
— Одна. При ней еще бабка, но та глухая и не смыслит уже ницьиво. — Краса смотрела на него с явной надеждой и мольбой. — Миленький, забери меня, а? — она просительно прикоснулась к его плечу. — Я тебе работать буду… цьито хоцьешь, только забери. Вас тут никто не видел, куда я пошла, никто не знает, они и не узнают ницьиво… ничего то есть.
— Не, девок я не краду. — Велем качнул головой. — Шум поднимут, будут искать, а мне шум не нужен. Я тебя куплю. Она продаст?
— Продаст, — сказал Званец. — Раз избавиться хочет, то продаст. Ей же выгоднее, чем просто взять и цепом пришибить!
— Собираемся. — Велем поднял остывший пустой котелок и потер закопченные бока о траву. — Ты нам дорогу покажешь, а сама вернись, будто нас не видела. Мы потом подъедем и будем спрашивать, не продаст ли девку. Но чтобы она не знала, что мы тебя видели. Поняла?
Краса с готовностью кивала. Лицо ее выражало смесь надежды с собачьей преданностью, и Велем чуть не рассмеялся. Вот ведь повезло! И особо далеко ехать не пришлось.
Пошли по тропинке — Краса и Велем, а Званец остался сторожить лошадей и пожитки. Краса уже переоделась в свою полувысохшую рубашку, подпоясалась лыком, и Велем, окинув ее фигуру пристальным оценивающим взглядом, остался доволен. Стройная, и грудь есть. И ростом точно с Дивляну! Вспомнив Ложечку, он подумал: на роду ему, что ли, написано спасать умирающих полонянок?
Глаза у Красы горели, она покусывала губу, будто перед прыжком через огонь. Еще немного — и она, возможно, вырвется с ненавистного займища, где ее чуть не сжили со свету! Что ее ждет впереди и какую участь ей подготовил спаситель — она не думала. А Велем и сам этого не знал. Он хотел иметь под рукой девушку, похожую на Дивляну, чтобы в случае чего сбить с ее помощью со следа… Как? Да как Макошь напрядет, но если есть опасность, то и о спасении лучше позаботиться заранее.
Показав впереди три соломенных крыши — изба, хлев и баня, — Краса глубоко вздохнула и медленно двинулась туда. Ресницы она опустила, чтобы скрыть огонь в глазах, но на ее застывшем лице читался скорее гнев, чем страх перед хозяйкой. Это хорошо, отметил про себя Велем. Если даже три месяца скотской жизни, голода, побоев и безнадежности ее не сломили, из нее выйдет толк.
Велем посмотрел, как она скрылась за дверью хлева, и пошел обратно. Приехать сюда они должны были ближе к вечеру — якобы попроситься ночевать.
Надо думать, Краса вся извелась, гадая, приедут за ней или не приедут, отдаст ее хозяйка или не отдаст. Но и Велем на берегу за ивами тоже извелся. А вдруг обозленная хозяйка именно сейчас соберется с силами и ударит ее поленом по голове, пока мужа дома нет? Ищи потом другую рыжую! А эта ведь так хорошо подходит! Даже ее получудинский выговор кстати: все знают, что Огнедева родом из Ладоги, а ладожане нет-нет да и скажут «цьито» или «цьисто». Надо будет сказать Дивляне, чтобы пару раз на людях брякнула что-нибудь такое. Мало ли она сама дома Витошку дразнила? «Поцьом цьулоцьки, цьиловеце?»[25] — это она придумала. А Витошка так злился и обижался, что потом дня два следил за своей речью…
В конце концов они тронулись на займище, даже не дождавшись сумерек.
— Лучше сейчас-то, — согласился Званец. — В темноте не откроют, побоятся. А так успеют разглядеть.
Чтобы не напугать одинокую бабу, Велем послал Званца вперед одного, понадеявшись на его приятный вид, учтивую речь и знание окрестных жителей. В здешних местах тот уже не был знаком со всеми подряд и про самого Добшу слышал впервые, но мог назвать нарочитых мужей округи и свое с ними родство, доказав, что не совсем чужой.
Ожидая на опушке, Велем из-под ветвей наблюдал, как Званец стучится в дверь, потом кланяется открывшей ему хозяйке и принимается что-то объяснять. Поговорив немного, он обернулся и махнул рукой: подходи, мол.
Увидев хозяйку, встретившую их в избе, Велем понял, почему Краса говорила о ней «такая» — и делала волнообразное движение, не в силах подобрать слов. Невысокая ростом, баба была толста, как кадушка, но при этом у нее было что-то с ногами: она прихрамывала на обе сразу, и на каждом шагу ее расплывшиеся бедра, шириной с хорошее корыто, виляли из стороны в сторону. Круглое красное лицо с шелушащейся кожей, водянистые глазки, несколько сальных прядок неопределенного цвета, висящие из-под повоя, вечно потные руки, которые она то и дело вытирала о грязный засаленный передник, — Велем, прикинув на себя, понял, что на месте Добши тоже купил бы молодую красивую робу, даже если бы его охаживали за это каждый день поленом. Обменявшись беглым взглядом со Званцем, Велем понял, что и тот был такого же мнения.
Но по лицу Званца никто бы о его мыслях не догадался, и он бойко завел с хозяйкой учтивую беседу, перебирая ее предков, о которых много слышал, и перечисляя свою родню. К счастью, оказалось, что баба не только слышала о Семцах, из которых он происходил, но даже знала о том, что Лосята с братом и сыном дважды ездил с варягами на Козарский путь, на Семь-реку, поэтому не удивилась тому, что Званец взялся служить проводником ладожскому гостю.
Врать о похищенной сестре не пришлось: Велем довольно уклончиво дал понять, что уехавший Турод остался должен ему за товар и теперь он хочет догнать его и потребовать свои деньги. Баба закивала, но все старательно выпытывала подробности, якобы не замечая, что гости о своем серебре не слишком хотят говорить.
Жили хозяева небогато. По кругу печной ямы расположились горшки: часть из них была вылеплена криво и косо, с такими толстыми стенками, что непонятно, как в них еще что-то помещалось. Видимо, и на руку хозяйка не была ловка. Другая часть своими очертаниями явственно напомнила Велему дом — такие же лепили и ладожские женщины. Видимо, эти были сделаны Красой и смотрелись гораздо приятнее.
Когда пришло время накрывать ужин, баба вышла на крыльцо и резким противным голосом заорала:
— Эй, шишимора! Где ты застряла? Давай на стол! Готово у тебя? Если нет, вот сейчас у меня жерди испробуешь!
В ответ на вопль в избу вошла Краса, несущая в тряпках дымящийся горшок. В теплое время, когда избу топить не надо, опасающаяся пожара хозяйка велела готовить у летней печи под навесом.
