— Оно будет здесь еще до появления прессы.
— Надеюсь. — Взяв землянику и тосты, она села рядом с Ричардом.
На секунду Ричард испытал угрызения совести зато, что положил бриллиант в ее карман, не сказав ей об этом, поскольку ему придется тяжко, если она обнаружит его до появления прессы или во время общения с ней. Она задает взбучку Ларсону в этот самый момент и никаких отрицательных воздействий при этом не испытывает, так что стоит рискнуть и доказать ей, что все ее суеверные бредни — это сущий вздор. И что обладание бриллиантом никак не может обречь ее на трагический конец.
Пятница, 9.58 утра
У главного входа в имение уже выстроились роскошные автомашины и телевизионные фургоны, когда Саманта и Ларсон шли через сад к старой конюшне. Команда «Ви-энд-Эй музеум» подтянулась из отеля, а ее команда осуществляла патрулирование со вчерашнего дня, с момента прибытия камней.
Ларсон набрал новый, сегодняшний, код и открыл дверь. Саманта помогла своим парням убрать металлодетекторы из дверных рам и установить столики для проверки сумочек. В душе, как бывшей воровке и одновременно как обыкновенной гражданке, ей претила идея открывания личных вещей чужому взгляду, однако ей отнюдь не хотелось, чтобы кто-то мог пронестив кармане нож. Раньше она выполняла свою работу, имея именно такое снаряжение.
Музейная команда заняла информационные точки по всей площади большого зала, еще три человека отвечали за небольшой магазин подарков. Пока все шло хорошо. Саманта подняла свою рацию.
— Как мы смотримся, Крейсон? — спросила она.
— Неплохо, Сэм, — ответил он со своим шотландским акцентом. — Сто процентов в поле зрения камер и датчиков.
— Хорошо. Пусть Херви откроет ворота.
— Я бы хотел иметь одну такую рацию, — сказал Ларсон, подходя к ней.
— В контракте значится мое имя, Ларсон, — сказала она. — Я обеспечиваю безопасность своей командой. Если вы хотите рацию, пусть ваши парни ее закажут. Или зубрят то, что положено знать музейному персоналу, — ведь вы якобы их босс.
— Я не хочу докладывать своему начальству, о вашем нежелании взаимодействовать, мисс Джеллико.
— Я дала вам коды по указанию вашего начальства. Если случится что-либо чрезвычайное, тогда мы поговорим. А до тех пор у вас не будет рации.
Он поджал губы.
— Я мог бы приказать вам дать мне одну.
— Валяйте. — Она скрестила руки на груди. Саманта не собиралась позволить этому парню перешагнуть через нее. Она позволила ему войти в дверь, и уже это грозило ей ночными кошмарами.
— Дайте мне рацию.
— Нет.
— Вы обязаны дать. Саманта прищурилась:
— Вы могли получить сообщение от какой-нибудь крысы о возможном ограблении. Могли запугать или обмануть Арманда Монтгомери и «Ви-энд-Эй музеум», чтобы внедриться сюда. Но я знаю свою работу и знаю, что вы здесь потому, что обещали своему боссу сделать это. Мне это видится так, что вы, в самом деле, хотите чего-то плохого, чтобы произвести впечатление на кого-то, и что ваша карьера оказалась в сортире.
Он сделал шаг назад. — Я…
— А теперь, — Саманта не дала ему возможности что-то сказать, — если вы действительно хотите не спускать глаз с плохих парней, вместо того чтобы произвести впечатление на Скотленд-Ярд, то это славно. Ходите, ешьте мою землянику, пейте мою содовую. Но ответственность целиком лежит на мне, это моя выставка. Вы просто парнишка с наручниками и блестящим значком. Вы меня поняли? Чья-то теплая рука скользнула по ее предплечью.
— Инспектор, Саманта, — проговорил Ричард, — сделайте счастливые лица, потому что сейчас вас увековечат для вечерних новостей.
Не давая возможности ей или Ларсону что-то сказать, он подтолкнул ее к выходу. Как только они оказались на расстоянии, где их никто не мог услышать, Саманта выдернула руку.
— Отвали к чертовой матери от моего дела, ладно? Иначе…
— Два момента, — перебил ее Ричард, профессионально придав своему лицу безмятежное выражение, поскольку он смотрел в сторону входа. — Во-первых, то, что задевает тебя, задевает и меня. Поэтому перестань говорить мне, чтобы я игнорировал, сей факт. Во-вторых, ты живешь в какой-то степени за счет своей бравады. Людям нравится инспектор Ларсон. Третировать его так, как ты только что делала, может быть опасным для его здоровья. А значит, и для нас, поскольку он здесь. Постарайся не забывать, что вы добиваетесь одного и того же.
— Да, чудесно, — выдохнула Саманта. — Но я не извиняюсь.
— Я и не ожидаю, что ты будешь извиняться. — Прежде чем она успела протиснуться через дверь, Ричард коснулся ее руки: — Желаю удачи.
— Спасибо. — Она пожала плечами, потянув его за собой, прежде чем освободиться от его руки. — Но удача для тупиц.
Удерживать руку было бы приятно, но Ларсон, очевидно, думал, что она получила эту работу благодаря Ричарду, а не потому, что заслуживала. Она не собиралась позволить прессе с ходу прийти к такому же заключению.
Ларсон ожидал вместе с Дианой Макколи из «Ви-энд-Эй музеум» возле самого входа. Вероятно, он понял, что если пойдет один, то столкнется с массой вопросов, на которые не сможет ответить. Саманта продвинулась к входной двери здания, где собралась ожидающая пресса. Черт побери, как она ненавидела эту часть работы — эту публичность, когда ее лицо появляется в газетах и на телевидении! В ее прошлой жизни это было бы равносильно смертному приговору.
— Доброе утро, — произнесла она, улыбаясь, когда они приблизились к толпе репортеров. — Меня зовут Саманта Джеллико, и я обеспечиваю безопасность выставки. Прошу прощения, но я не стану рассказывать вам об этой стороне дела. Зато я рада представить вам Диану Макколи из «Ви-энд-Эй музеум», которая путешествует с выставкой «Все, что блестит» с самого начала. Диана?
Диана Макколи шагнула вперед, чтобы объяснить, как определялось, какие экспонаты должны быть представлены на выставке. Саманта отошла в сторону, когда музей поблагодарил Ричарда зато, что он позволил использовать для выставки чудесный Роли-Парк.
Как только Саманта оказалась рядом с Ричардом, камеры защелкали по-настоящему. Очевидно, даже спустя восемь месяцев сожительство Аддисона и Джеллико оставалось большой новостью.
— Знаешь, у меня есть идея, — пробормотала она, подтолкнув Ричарда плечом.
— Порыбачить в Шотландии?
— Экспонировать «Соланум» на выставке. Никто не будет его трогать или владеть им, и, стало быть, никто не соприкоснется с несчастьем. В особенности мы.
