Внизу хлопнула дверь, послышался скрип ступеней, детский крик. Нина и Клим вздрогнули одновременно.
– Нате, это вам, – сказал запыхавшийся Митя. В руках у него был грязный сверток – живой, вертящийся, голосистый.
– Что ты принес? – испугалась Нина.
– Душа вашей дочки переселилась. Я просил богов, чтобы они послали мне знак. Я пошел к храму, и тут она кричит, девочка. Ее кто-то выкинул – специально для вас.
– Ты хоть соображаешь, что говоришь?! – заорал Клим.
Проститутки и нищенки выкидывали нежеланных детей на улицу – авось кто-нибудь подберет. А если нет – ну и ладно. Сколько младенец промучается? Час, два – и сразу на небо.
Не слушая Клима, Митя положил ребенка на пол, развернул тряпку:
– Она вся мокрая! Ада, дай что-нибудь переменить. Ишь развопилась! Небось есть хочет.
Нина с ужасом смотрела на смуглое, большеголовое существо, извивающееся на полу. Уши красные, глаза-щелочки, на голове – черная грива.
– Унесите ее!
Митя подошел к ней, сел на корточки, заглянул в глаза:
– Смерть – это правильно: все смертны. Если тебе некого любить – люби эту девочку. Какая тебе разница?
– Ой, дурак! – простонала Ада.
– Нина, я не могу отнести ребенка назад, – сказал Митя. – В Китае так: если ты спас чью-то душу, ты обязан заботиться о ней до самой смерти. У меня нет женского молока – у тебя есть, и твои груди болят от него. Дай моему ребенку поесть, и вам обеим станет хорошо.
– Она, наверное, вшивая, – плакала Нина, беря девочку на руки.
– Ну вот, ты тоже о ней позаботилась! – улыбнулся Митя.
– Я не могу взять ее с собой, – сказала Нина, когда девочка уснула. – Это оскорбительно для памяти моей дочери. Ее никто не заменит. – Она переложила ребенка на постель Клима. – Мне надо домой.
Клим поднялся. Решение было принято.
– Я оставлю эту девочку себе.
– Ты?
– Это же китайский ребенок! – возмутилась Ада. – Кто за ним присматривать будет? Его надо отнести в приют к монашкам!
Клим покачал головой:
– Моя будет.
– Как знаешь, – проговорила Нина и принялась спускаться по лестнице.
Ада постучала себя кулаком по лбу:
– Клим, послушайте! Чем вы будете ее кормить? У вас ни работы теперь, ни денег. Если вы думаете, что я потерплю в своей комнате орущего младенца, вы глубоко заблуждаетесь. Я…
Люк распахнулся – Нина вновь поднялась в комнату:
– Я не знаю, что мне делать с молоком – грудь будет ломить. Пусть девочка пока останется со мной.
Глава 34
1
Ада поняла, что она бессердечная особа. Когда Нина Васильевна сидела у нее в комнате после похорон, она думала не о том, какое горе случилось у этой женщины, а об американском паспорте. Клим говорил, что его жена занимается паспортами. Как бы узнать, есть у нее связи с консульством Американских Штатов?
Конечно, всех жалко: и Клима с его женой, и Лиззи, и Бриттани, оставленную на милость равнодушной тетки. Но больше всего Аде было жалко себя. Ну что за невезение! Если бы не простуда Бриттани, Ада плыла бы сейчас в Калифорнию: Уайеры наверняка взяли бы ее с собой – их дочка слишком любила свою бедную гувернантку.
Вместо этого Аде пришлось ходить на службу в особняк мистера Бернара – человека, который знал о ее темном прошлом. Бриттани поселили на втором этаже, в крошечной спальне. Пока она болела, Ада кормила ее с ложки, читала ей книги и ждала: вот хлопнет парадная дверь и слуга объявит, что мистер Бернар вернулся.
Потерпит он ее в своем доме? Расскажет ли обо всем жене?
Эдна не нравилась Аде: она считала себя самой умной, она не любила детей, она с нетерпением поджидала супруга. Она рассказала, что Лиззи напоследок подложила ей в сумку высохшую сосиску.
– Вот мерзавка! – рассмеялась Эдна, показывая мелкие, чуть наезжавшие друг на друга зубы.
Ей не сосиску, а дохлую крысу надо было подложить.
Бриттани, Хобу и Ада часто сидели на кухне, где правил Юнь, повар с медным лицом и редкой седой бородой, которую он заправлял за воротник куртки.
Юнь служил не Бернарам, а дому, и заводил в нем свои порядки. Сразу после свадьбы Эдна заказала для кухни самые современные шкапы, посуду и плиту – десять огромных коробок пришли из Европы. Она водила гостей полюбоваться на обновки. Потом кто-то спросил Юня, как он умудряется готовить на двадцать человек и при этом сохранять музейную чистоту.
– Мисси не любит, чтобы на кухне были мои горшки и приправы, – сказал Юнь. – Поэтому я готовлю у себя в комнате.
Что бы ему ни говорили, он все равно выдавливал крем на торт из старой китайской газеты, розочки делал индюшачьим пером, а если у соседей намечалось торжество, давал им хозяйские серебряные вилки – попользоваться.
Эдна сердилась, Юнь слушал ее с закрытыми глазами, потом кланялся и говорил:
– Близкие соседи важнее дальних родственников.
На этом разговор заканчивался.
– Я не могу его прогнать! – вздыхала Эдна. – Его стряпня нравится Даниэлю.
Бриттани влюбилась в Юня с первого взгляда. Она могла бесконечно смотреть, как он ловко рубит лук или в один прием снимает кожу с куриной тушки. Хобу подсаживалась к ней с вязаньем, Ада – с книжкой. Но читать в царстве Юня не полагалась: он беспрестанно говорил и требовал к себе внимания. Когда он был в духе, он рассказывал о боге Цао Ване, чей большой портрет висел в нише на стене:
– Он хозяин печи: он запоминает хорошие и плохие дела семьи. Будет Новый год – он поедет на Небо и все про вас доложит Небесному императору.
В плохом настроении Юнь ругал белых людей:
– Нанимают толпу слуг на малейшую работу, а сами целый день скачут на конях или гоняют мячики по жаре, «гольф» это у них называется. Где смысл? А еще какое варварство – в чай молоко лить! Женщинам своим не дают сидеть дома, таскают по разным местам, непотребным для бабьего ума.
Наслушавшись его, Бриттани рассаживала кукол вдоль стены и объясняла им, что «девкам надо знать меру».
Однажды она объявила Аде, что у нее завелось двенадцать новых друзей.
– Откуда?
– С заднего двора. Там у Юня школа для поварят, но это тайна! Никому-никому не говори, а то тетя Эдна их выгонит.
Мальчики от десяти до пятнадцати лет каждый день пролезали в дырку в заборе и приходили к Юню учиться кулинарному мастерству.
– Видишь, видишь, они ему деньги суют! – возбужденно шептала Бриттани. Они с Адой сидели в засаде за гаражом и подглядывали, как ученики с поклонами вручают старому повару маленькие конверты.
Эдна считала себя умнее всех и ничего не знала о том, что происходит в ее собственном доме.
2
Нина Васильевна ходила по комнате Тамары. Конец шали волочился за ней по ковру.
– Хью Уайер предложил замять дело Иржи, если я сделаю вид, что у меня не было дочери.
Ее спокойствие смущало Тамару. Женщина не должна так говорить, когда у нее все пропало.
– Что вы ему ответили? – спросила она.
Нина Васильевна остановилась, взглянула жестко:
– Я сказала, что подлежу китайской юрисдикции – ведь у меня нет гражданства. А полиция Международного поселения вообще не имеет права вести дело Лабуды: на ее территории никаких преступлений не совершалось.
– А что, если Уайер передаст вас китайцам?
– Они не тронут меня, иначе всплывут любопытные факты из биографий некоторых чиновников. В деле не фигурирует Лемуан, а без этого свидетеля ничего у них не выйдет. На всех бумагах стоят подписи Иржи – с него и спрос, а я ничего не знаю. Я так и сказала Уайеру: если он попытается на меня надавить, я напишу в газеты, как именно он выгораживает своего сына. Но деньги я все потеряла – они арестовали счета.
Тамаре оставалось только удивляться ее мужеству.
Как бы она сама поступила, осиротев, разорившись, оставшись один на один со змеем Уайером?
