Энджел не сделал ни единой попытки ее остановить. Он так и остался почти недвижим, так и сидел в кресле, откинув голову, как будто не мог ее держать, и лишь вежливо пожелал графине доброй ночи. В его голосе больше не было ни обещания, ни загадки, ни вызова. Ничего. Он уже не здесь. И Лаис вышла.
Шагая по лестнице, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Вот теперь – окончательно все.
Утром Лаис проснулась уже после того, как гости покинули дом. Они сделали это очень рано, еще до рассвета. Фламбар оставил небольшое письмо, в котором обнаружились лишь благодарности.
Весна 1711 года
Полтора года спустя
Апрель выдался слишком теплым для обычной лестерширской весны. Еще в марте сошел тот снег, что имел наглость выпасть зимой; сейчас сад зеленел листвой, подснежники отцветали, сладкий запах крокусов уступал место нежному аромату нарциссов. Открыв утром окно, Лаис вдохнула душистый воздух. Апрель.
Так звали коня Энджела…
Не проходило и дня, чтобы Лаис не вспомнила о Фламбаре. Она почти ничего не знала о нем. Из Лондона он прислал более пространное письмо, в котором извинялся за поспешный отъезд и обещал приехать в Джиллейн-Вэлли, как только позволят обстоятельства. Пока же, сообщал Энджел, он отправляется на континент, чтобы помогать герцогу Мальборо в войне, где победа, похоже, уплывает из рук. Лаис написала вежливый ответ, но больше посланий не получала. Зачем зазря изводить бумагу? И так ясно, что кратковременный и бесперспективный роман завершен.
У нее было много дел, помогавших не предаваться печали. Спустя неделю после отъезда Фламбара в Джиллейн-Холл прибыл хмурый тип средних лет, представившийся учителем фехтования мистером Слайном и показавший рекомендательное письмо от герцога Девери. Еще одно маленькое извинение, как поняла Лаис. Она приняла фехтовальщика на службу, он оказался умелым и знающим свое дело – чего еще желать? И все же каждый раз, заслышав звон шпаг в саду, Лаис шла на звук, надеясь увидеть Фламбара. И каждый раз злилась на себя за это.
Ночи стали еще более одинокими.
Лаис велела себе не унывать. Энджел не вернется, это ясно, искать его внимания – недостойно леди, поэтому надо научиться жить без него. Она научилась. Не сразу. Сначала плакала, потом перестала. Слезы не красят женщину, и незачем кому-то видеть ее опухшие глаза. Во всем доме, кажется, только Джейкобс догадывался о чувствах хозяйки, да Элен все понимала, но эти двое преданных слуг молчали. Лаис была благодарна им за безмолвную поддержку.
Дела в Джиллейн-Холле, как и прежде, требовали пристального внимания Лаис. Она пережила долгую зиму без Энджела, а весной стало полегче; потом пришло лето, за ним снова наступила осень. Вести о войне долетали до Лестершира обрывочно. В Лондоне было неспокойно.
Вторая зима без Энджела оказалась отчего-то труднее, чем первая. С каждым днем Лаис становилось тоскливее. Казалось, со временем образ его должен отойти в прошлое, но Лаис скучала все сильнее. Энджел снился ей каждую ночь. И с любовью ничего нельзя было поделать.
Лаис оставила окно открытым, позвала Элен и велела подать нежно-зеленое платье. Сегодня ей хотелось повторить цвет весны. Как бы ни было пасмурно на душе, жизнь продолжается, дети требуют внимания, поместье ничуть не уменьшилось – а значит, дел всегда в достатке. Как никогда, Лаис благодарила Бога за то, что у нее есть семья и Джиллейн-Вэлли. Это помогало сохранять присутствие духа даже в самые тяжелые дни.
После завтрака она вышла в сад, чтобы немного побыть в одиночестве. Через час нужно подняться в кабинет, подсчитать доходы, принять одного из арендаторов. А в обед собирались заехать Кассандра и Фейт – подруги не заглядывали уже неделю и соскучились. Кассандра обещала рассказать об ухаживаниях лорда Фиджа; кажется, подруга всерьез собиралась за него замуж.
Лаис неторопливо шла по дорожке, наслаждаясь солнцем и теплом. Иногда она останавливалась, чтобы полюбоваться на венчики нарциссов, провести рукой по живой изгороди или проследить за полетом мотылька. В изумрудно-зеленой траве уже проклевывались первые одуванчики. Лаис улыбнулась, радуясь пробуждению природы.
Она дошла до лавочки, скрытой в жасминовых зарослях, которые еще только готовились зацвести, и села, сложив руки на коленях. Каждый раз, приходя сюда, Лаис вспоминала неторопливые прогулки вместе с Фламбаром и то, как он сидел здесь напротив нее, а по его лицу скользили тени от веток. Тогда стоял уже сентябрь, яблоки красными звездами падали в траву и пахли прошедшим летом. Тогда еще жила надежда. Теперь от нее остались лишь слабые искорки.
Пора его забыть, думала Лаис и понимала, что сделать это невозможно. Эта любовь останется в ее душе навсегда, словно сокровище; она сохранит его, а после смерти отдаст Богу. Господь хотел, чтобы она полюбила, и Лаис была благодарна Ему за ниспосланный дар. А если любовь не взаимна… что ж, такова жизнь. Однажды у Лаис уже случилась взаимная любовь, и этого должно быть достаточно.
Пели птицы. Лаис заслушалась и прикрыла глаза, вдыхая весенний день. Где бы ни был Энджел, она любит его и она счастлива. Этого у нее не отнять.
Она не сразу услышала шаги, а когда услышала, то подумала, что это кто-то из слуг ищет ее. Наверняка арендатор приехал раньше, чем планировалось. Лаис вздохнула и намеревалась подняться, когда человек показался из-за поворота дорожки. Графиня застыла.
Энджел.
Вот теперь издалека видно, что он герцог: Фламбар был облачен в темно-синий шелковый камзол, расшитый тонким серебряным узором, и плотный бархатный кафтан изящного покроя. Из-под лихой треуголки с пышными белыми перьями выбивались непокорные светлые волосы, а эфес шпаги искрился драгоценными камнями. На дорожных ботфортах ослепительно сияли начищенные пряжки. Лаис прижала пальцы к губам, не в силах так вот сразу оценить это великолепие.
Поэтому первой фразой, вырвавшейся у нее, было:
– Наконец-то вы выглядите как герцог!
Энджел остановился в двух шагах от нее, усмехнулся и отвесил изящнейший поклон.
– А я-то полагал, что мой внешний вид порадует вас, миледи!
Кажется, его приготовленная первая фраза тоже звучала по-другому.
– Вы изменились. – Лаис встала, чтобы не смотреть на Фламбара снизу вверх.
– Сильно?
– Достаточно. – Она внимательно разглядывала его лицо, стараясь вести себя как обычно. Будто не было этих полутора лет. – Стали жестче и… живее.
– Благодарю за комплимент. – Он улыбался, у глаз искрились крохотные морщинки. Лаис не лгала ему: Энджел изменился. Исчезла холодная печать отчужденности и горя, пропал равнодушный взгляд. Черты лица заострились, стали более жесткими, но это, пожалуй, Фламбару даже шло. Сердце колотилось в груди, как бешеное. Лаис закусила губу, не зная, как себя вести.
