Она покачала головой, вздохнула и задрала голову к потолку.
— Двенадцать лет назад наша «мишень» открыла огонь лишь потому, что Зак сфальшивил. В какой-то момент он мне улыбнулся. — Она посмотрела на Стюарта и вздохнула. — Самой мимолетной улыбкой.
Эмма вдруг стала на редкость разговорчивой. Ей хотелось выложить перед ним все карты, раскрыть все возможные подводные камни, изложить все причины, по которым им не стоило идти на этот обман. Стюарт старался вникать в ее слова, посмотреть на то, что он считал лишь приключением, под другим углом.
— Понимаете, — повторяла она, — по сценарию мы должны были быть непримиримыми врагами, а тут Зак бросает мне этот победный взгляд. Наша жертва перехватила его, и все, что мы так долго строили, — все
рассыпалось за одну секунду. В следующее мгновение наш клиент уже стрелял. А где стрельба, там и полиция. Уже через минуту полицейские были у черного хода. Нам с Заком повезло — мы бросились бежать через парадный вход, я не знаю почему — возможно, потому, что он был ближе к нам. Зак бежал со всех ног и тащил за собой меня. Рана на виске сильно кровоточила, я ничего не видела — кровь лилась ручьем на глаза...
Эмма усмехнулась.
— Зак любил говорить, что пуля отскочила от моей твердой головы. Хотя крови было столько — вы, наверное, никогда столько не видели. У меня все волосы кровью пропитались, кровь залила лицо, затекла на платье. Вы не представляете, как сильно кровоточат пораненные уши. Я думаю, что Джоанна запаниковала, глядя на меня. Мы с Заком неслись по главной улице, а остальные разбежались кто куда. Джоанна выскочила следом за нами, а потом она вдруг остановилась и стала кричать. Она стояла в дверях, в тех самых дверях, откуда мы с Заком выскочили, и кричала. Она вполне могла убежать, но не стала этого делать. Мы слышали ее крик, хотя были уже далеко. Полиция просто вошла в дом и арестовала ее.
Когда мы узнали о смерти Джоанны — они сказали, что она подхватила воспаление легких, — я проплакала целую неделю. Зак напился. И с тех пор он не был трезвым ни одного дня. Сестру его приговорили к десяти годам каторжных работ. — Эмма невесело рассмеялась. — Это Джоанну, которая в жизни не поднимала ничего тяжелее чужого кошелька.
Все. Эмма чувствовала себя совершенно опустошенной. Она поднялась, хлопнув ладонями по коленям.
— Ну ладно. Все остальное подождет до утра. Я устала. — Пусть бросится ее догонять, если чего от нее захочет.
Судя по всему, он именно это и намеревался сделать.
— Наживка, — сказал он, вставая. — Вы мне ничего не объяснили касательно этой части. — Он двигался с ленцой и при этом не спускал с нее глаз. Куда бы она ни пошла, он последовал бы за ней.
Она забыла, каким он был высоким. Ей пришлось задирать голову, чтобы на него смотреть. Он был на голову выше ее.
— Мы используем как наживку дамскую сумочку, — сказала она. — Положим туда то, что могло бы убедить вашего дядю, что я действительно та, за которую себя выдаю. — Она встала и направилась к двери. Ей вдруг показалось, что он бросится ей наперерез. Он оставался рядом.
— Завтра поговорим, как это сделать. Начало стандартное, но лучше идти по проторенной дороге. Нам придется обсудить много разных аспектов, перед тем как начать игру. Роли надо хорошо усвоить. Хотя любая игра подразумевает импровизацию. Так что до завтра...
Она остановилась на пороге, вернее — прямо перед дверью. Ее партнер перегородил ей путь, положив руку на дверную ручку. Справа от двери стояли большие часы с маятником. Единственное, что ей оставалось, — это слегка попятиться назад, в комнату. Эмма прислонилась спиной к часам. Она подняла глаза и увидела, что его совершенно не интересовали дамские сумочки, дяди, нюансы игры — ничего из того, о чем она так увлеченно говорила.
Он заполонил собой дверной проем. При этом он не выглядел агрессивным. Он просто стоял у двери. Высокий, широкоплечий — естественно, он заполнял собой весь проем.
Он прислонился к двери — рука на ручке.
— Не начинайте снова, — пролепетала она.
— Не начинать что?
— О, ради Бога! — Она закатила глаза и отвернулась. Стюарт слегка отодвинулся, но протиснуться мимо него к выходу она могла бы лишь с трудом. Эмма оказалась зажата между часами и выходом. Стюарт сознательно Удерживал ее в этой ловушке. Она не выглядела так, будто вот-вот на него бросится и начнет с ним драться, но идти ему навстречу тоже явно не желала.
— Что я делаю не так?
— Все нормально. Вы ничего не можете сделать, чтобы манипулировать мной.
— Манипулировать? Вы так понимаете мои действия по отношению к вам? — Она не отвечала, и тогда он решился спросить: — Это то, как действовал в отношении вас пьяный муж?
Эмма невесело рассмеялась, и золотые колечки возле лица запрыгали. Когда она наклонила голову, отблеск пламени в камине упал ей на затылок, высветив более темные, золотисто-серебряные пряди. Волосы ее тускло поблескивали, как старое олово.
— В принципе то же самое. Но последнее время меня не так легко сломить. С возрастом, полагаю, я стала мудрее.
— Или более боязливой.
— Мне все равно, как вы это назовете.
Он нахмурился и сунул руку в карман брюк.
— Вам хочется романтики?
— Я хочу любви. Мы не любим друг друга. — Эмма засмеялась: так странно прозвучали эти слова. — Мы с трудом терпим друг друга, если честно, — она снова от души засмеялась и, покачав головой, опустила глаза. — Вот вам самое настоящее объяснение: мы друг друга ненавидим.
— Я не могу сказать, что вас ненавижу. Скорее, вы мне нравитесь. И это факт.
Она заморгала и быстро провела рекогносцировку:
— Ну значит, я вас ненавижу. Ненавижу все это. Я хочу домой.
— На мой взгляд, это не вполне так. «Это», то, что вы ненавидите, — всего лишь обстоятельства нашего знаком ства. Да, обстоятельства довольно неприятные. Вы украли у меня деньги. Я вас остановил. Теперь вам придется за это расплачиваться. Не могу понять, почему вы не хотите вести себя адекватно.
— Из вашего рассказа как-то выпал эпизод с убийством моего ягненка.
— Мы даже не знаем наверняка, кто задавил вашего ягненка: я или мой дядя. Кроме того, пятьдесят шесть фунтов у вас никто не отнял.
Его логика была неопровержима. Эмма не сразу нашлась с ответом.
— И все же это не дает вам права спать со мной. Храбрая девочка. Говорит по сути, никаких околичностей.
Эмма молчала и лишь дерзко смотрела на него своими синими глазами. Но во взгляде ее был не только вызов, но и мольба.
Он растерялся. На несколько секунд.
Он чувствовал, что нравится ей, что ее на самом деле влечет к нему, хотя он действительно не знал, как сломить ее упорное сопротивление. Действовать грубой силой он не хотел. Очень тихо, почти нежным шепотом, он сказал:
