— Ненавижу! — выкрикнула она, яростно вырываясь от Брента. — Отвратительный лжец!
Брент тряс ее, пока голова Байрони бессильно не откинулась назад.
— Перестань! Что с тобой случилось?
Справиться она с ним не могла, но продолжала вырываться из его железных рук. Брент не сказал больше ни слова, а просто ждал, когда она выдохнется.
— Ну а теперь, — проговорил он наконец скорее озадаченно, нежели сердито, — объясни причину своего представления.
— От.., пус.., ти ме.., ня.
— Нет. Отпущу, только если ты не будешь портить мое имущество. — Он встряхнул ее еще раз, глядя вниз, на ее лицо. В расширившихся потемневших глазах Байрони, полных гнева, блестели слезы. Брент постарался говорить чуть поласковее:
— В чем дело?
Почему я отвратительный, лживый…
— Подлец.
— Хорошо, пусть будет подлец. Но… — Он внезапно умолк. Проклятие! Она подслушала его дурацкие разговоры с Мэгги, понял Брент. — Ты моя жена, — снова заговорил он, сжимая ее так крепко, что ей казалось, у нее едва не хрустнули ребра. — Ты моя жена.
— Зачем?..
Это короткое слово было исполнено муки. Ярость Байрони прошла, растворившись во мгле внутренней боли. Брент закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что он говорил Мэгги.
— Это недоразумение, — начал он. — Я вовсе не хотел… Мэгги читала мне нравоучения, и я…
— Зачем ты на мне женился? Зачем лгал мне и говорил, что.., я тебе нравлюсь? У тебя был выбор, Брент, ты сказал Мэгги не правду. Выбор был.
— Я имел в виду не это, — оправдывался Брент, скрипя зубами. — Ты подслушивала, — добавил он обвинительным тоном.
— Да. Разве можно обвинять меня в том, что, проснувшись, я услышала ваши голоса? По-моему, человек вправе услышать правду о том, что его прямо касается.
Скверно, подумал Брент, охваченный чувством вины. Так недавно он обещал ей, что никогда не сделает ей ничего плохого. И вот пожалуйста! Разумеется, он имел в виду, что никогда не будет ее бить, как ее отец.., но то, что случилось, пожалуй, не менее оскорбительно.
— Отпусти, — снова потребовала Байрони. — Обещаю оставить твое имущество в покое.
На скулах Брента заиграли желваки.
— Речь шла не об этом. Теперь все эти вещи также и твои. И даже мои Аристофан, — добавил он, надеясь, что это прозвучит шутливо.
— А как насчет Селест? Что здесь принадлежит ей?
Он почувствовал, как по его телу пробежала дрожь, предшествовавшая новой вспышке ярости. Господи, неужели она ревнует? Никаких шансов, дурень ты этакий, упрекнул он себя. Он предполагал, что жены должны сердиться, услышав, как их мужья говорят между собой о своих любовницах. Но она фактически женой еще не была. В первую брачную ночь она услышала, как он говорил о своей любовнице!
— Селест, — очень четко начал Брент, — абсолютно ни при чем. Она не имеет к тебе никакого отношения. Ну а если я тебя отпущу, ты не будешь все громить, как дикарка?
— Нет.
Брент отпустил ее, и она отступила от него на шаг, растирая себе руки. Он нахмурился, подумав, не будет ли у нее синяков.
— Помни, что ты теперь леди и моя жена.
Начавшее было овладевать ею оцепенение словно испарилось. Она подняла на него сверкающие глаза.
Губы ее были тонкими и бледными.
— А ты, Брент? Не джентльмен и не мой муж? — Она не стала дожидаться ответа, слишком разволновавшись. — Почему ты обвиняешь меня во всех грехах?
Почему меня, женщину, можно называть шлюхой, распутницей.., а вы, мужчины, можете укладывать в постель столько женщин, сколько вам понравится, и при этом осыпать нас гнусными оскорблениями? Почему?
Брент наморщил лоб. Он никогда раньше не думал о мужских желаниях в таком свете. Черт возьми, так он ведь никогда раньше и не был женат.
— Женщины, — начал он, пытаясь мыслить логически, — бывают разные. Они, по-видимому, не хотят.., то есть они более…
— А, — с понимающей улыбкой перебила его Байрони, — но если я «разная», то почему ты считаешь, что я такая, как ты — распутница и…
— Хватит! Я имел в виду вовсе не это. — Брент взъерошил волосы. — Послушай, Байрони, я виноват перед тобой, очень виноват. Когда я был молод, одна женщина научила меня не совсем обычным вещам.
— Ха! Расскажешь мне, как тебя соблазнили?
Женщинам это не нравится, Брент. Или ты, юноша, платил ей за это?
— Нет, — возразил Брент, и она услышала в его голосе боль и увидела горечь в его глазах. — Это была моя мачеха.
Байрони не позволила себе пожалеть его и простить ему юношескую неосторожность.
— И ты теперь красишь всех женщин одной краской, так, Брент?
— Наверное, да, — медленно проговорил он. — Это было несправедливо с моей стороны. Особенно после того как я встретил тебя. Меня сразу потянуло к тебе, впервые в жизни, Байрони, я не лгу. Может быть, мне даже хотелось поверить тому старику в Сан-Диего. Это поддерживало мое представление о мире, не рождало сомнений.
Господи, что он говорил? Почему выворачивался наизнанку? Но он уже не мог остановиться.
— Когда я снова увидел тебя — красивую, чистую, я подумал… Ладно, не важно, что я подумал, это продолжалось недолго. Ты вышла замуж за богача Батлера и ждала ребенка. А я смеялся над собой, поверившим, что ты не такая, как все.
— И стал меня оскорблять.
— Да, и это было несправедливо.
Она все еще смотрела на него с недоверием и даже злостью. Вероятно, вспоминала слова, сказанные Мэгги. Он не обязан давать никаких объяснений.
Он — мужчина и теперь ее муж. И делает все, что ему нравится. Разумеется, осмотрительно.
— Довольно этих глупостей, — резко сменил тему Брент. — Я хочу заняться любовью с моей новоиспеченной женой.
Байрони изумленно уставилась на Брента.
— Иди к Селест, — проговорила она, поджав губки. — Отправляйся к своей любовнице.
Брент отвернулся от Байрони и начал раздеваться.
Он слышал, как она глубоко вдохнула, но продолжал снимать с себя одежду, не произнося ни слова. Раздевшись до пояса, он спросил через плечо:
— Ты позволишь помочь тебе снять свадебное платье?
— Нет. Я буду спать в гостиной.
Он резко повернулся:
— Ты — чертовка.
Байрони, не отрываясь, следила за его пальцами, расстегивавшими пуговицы на брюках.
— Перестань, — сказала она, пытаясь задержать взгляд на его лице.
— Нет. — Он переступил через упавшие брюки, поднял их и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула.
Брент выпрямился, положив руки на бедра.
— Посмотри хорошенько, Байрони. Надеюсь, тебе нравится твой муж, уже хотя бы потому, что я единственный мужчина, которого ты когда-либо видела голым.
— Ты похож на волосатую.., обезьяну.
— Пожалуй, верно, но не совсем! Но у меня нет волос ни на плечах, ни на спине. А у многих мужчин есть, как ты знаешь. Впрочем, нет, разумеется, не знаешь. — Он нарочито потянулся, наблюдая за ее взглядом.
