Пруденс вздрогнула, услышав позади глубокий голос лорда Биллингсли.
Приталенный темный смокинг сидел на нем идеально. Волосы были зачесаны назад, но несколько непослушных прядей выбивались на лоб. Темные глаза смотрели весело, но удивленно расширились при взгляде на ее платье и прическу.
Пруденс бросило в жар, и она не смогла сдержать ответную улыбку.
— И зачем бы это, лорд Биллингсли? Вам, может быть, чего-нибудь принести?
Она говорила бойко, не желая показать, что в его присутствии у нее участился пульс.
В глазах Себастьяна опять мелькнуло удивление, но вскоре губы изогнулись в улыбке.
— Нет. У меня есть камердинер, как вам прекрасно известно. Откуда эта неловкость? Я, может быть, просто хотел поболтать с вами.
— Правило номер один, — ответила Пруденс.
— Пардон? — поднял брови Себастьян.
— Правило номер один — одна из причин, по которым я испытываю неловкость. Вместо того чтобы принять меня здесь как друга семьи или хотя бы как почтенную гостью, мне выдали список правил и выделили каморку в крыле для слуг. А первое правило требует, чтобы леди и джентльмены никогда не слышали моего голоса. Правда, его дополняет второе: «Если к вам обращаются, отвечайте вежливо».
Она не успела договорить, а уже пожалела о сказанном. Лорд Биллингсли держался непринужденно и с юмором, в согласии с ситуацией, — в конце концов, наступил праздник, во время которого сословия причудливым образом перемешивались, — а она, вместо того чтобы ловить момент, ощетинилась как еж.
Секунду казалось, что Себастьян ничего не ответит, но вот он кивнул:
— Сочувствуя вашему положению, я вынужден признать, что мне нравится это правило.
— Прошу прощения? — Пруденс потрясенно отшатнулась.
Губы лорда Биллингсли подрагивали, словно он собирался улыбнуться.
— Правило номер два — насчет вежливого ответа на обращение; оно означает учтивую беседу, а именно это и было у меня на уме. Ждете ли вы начала торжеств, мисс Тэйт?
Он помогал ей сгладить неловкость, и она с благодарностью воспользовалась предложенным выходом.
— Разумеется, лорд Биллингсли. Иногда и прислуге необходимо отдохнуть и повеселиться.
Ну вот, опять. Терзаемая своим положением, она не могла пустить эту тему побоку.
Себастьян предложил ей руку:
— Я вижу, с учтивой беседой нынче придется трудно. Наверное, нам будет лучше просто потанцевать.
Пруденс сделала глубокий вдох и приняла его руку:
— С большим удовольствием, лорд Биллингсли.
Его черные как уголь глаза сверкнули, и Пруденс постаралась ответить тем же, желая показать, что он нисколько не уязвил ее, пусть даже его присутствие одновременно возбуждало и приводило в отчаяние.
Взгляд Себастьяна смягчился.
— Но если бы мы беседовали, а не просто танцевали, то моей первоочередной заботой стало бы выяснить, как вы все-таки здесь живете. Вас оскорбляют?
Пруденс отвернулась и начала спускаться по лестнице, увлекая его за собой.
— А хоть бы и да, лорд Биллингсли? Что вы можете сделать? Вызвать лорда Саммерсета на дуэль? В теперешней ситуации повинны обстоятельства и мое происхождение, и я справляюсь с ней, как могу. Я останусь с Ровеной и Викторией до Пасхи, а потом… — Пруденс запнулась.
— Да, что потом? Что вы собираетесь делать дальше, Пруденс? — Его было плохо слышно из-за шума гулянья, но она различила беспокойную нотку.
Ее смутило обращение по имени. Они смотрели друг на друга, и секунды растягивались в вечность. Пруденс сопротивлялась тяге, которую испытывала к нему. В доме сэра Филипа она бы могла думать, будто все закончится хорошо. Поддразнивала бы лорда Биллингсли на равных, рассказывала ему о прочитанных книгах или своих журналах. Она могла бы сделать массу вещей, но находилась не дома, а в чуждом ей мире Саммерсета. Их разделяла целая классовая система.
— Ровена! Ты опоздаешь на праздник из-за моего мальчика. Что скажет твоя дорогая тетушка?
Пруденс испуганно развернулась и поскользнулась на ступеньке. Лорд Биллингсли успел поймать ее за талию.
— О, вы не Ровена.
Несколькими ступеньками выше стояла невысокая пожилая женщина, взиравшая на них через пенсне. Изысканная прическа обрамляла заостренное проницательное лицо, а цепкий взгляд темных глаз настолько напоминал взор лорда Биллингсли, что Пруденс моментально поняла, кто она такая, потупилась и принялась изучать узоры на ковре.
— Нет, миледи.
— Тогда кто же вы? — Голос женщины звучал несколько сварливо.
Эта особа не любила попадать впросак.
— Меня зовут Пруденс Тэйт, миледи, — ответила девушка и присела в глубоком реверансе.
В другом конце зала она заметила Викторию, которая помахала ей, едва грянул оркестр. Пруденс повернулась к лорду Биллингсли и его матушке:
— Прошу прощения. Меня ждут Виктория и Ровена.
Приседая вторично, она понимала, что ведет себя грубо, но ей совершенно не хотелось вести светскую беседу с леди Биллингсли — не менее страшной, чем леди Саммерсет.
Пробираясь сквозь толпу, Пруденс заметила, что за ее спиной перешептываются. Не аристократы, которые знать ее не знали, а слуги, которые ждали, когда смогут повеселиться на свой манер по завершении традиционных танцев лорда и леди с экономкой и дворецким. Они даже не пытались приглушить голос и явно хотели, чтобы она их услышала.
— Смотрите, как вырядилась, будто из благородных.
— Погоди, вот миссис Харпер увидит — получит пинка под зад, помяни мое слово.
Пруденс затравленно огляделась. Ее окружали люди, с которыми она работала бок о бок каждый день. Они приоделись, как могли, но выходные наряды отличались от обыденных лишь новой блузкой или кружевным воротничком. Их взгляды полнились злобой, завистью и откровенной угрозой. Виктория и Ровена хотели ее порадовать, но Пруденс лишь чувствовала себя предательницей, посмешищем и, что еще хуже, — чужой.
Она покраснела, затем вздернула подбородок. Она не даст себя запугать. Простолюдины судили ее по своим меркам, дворяне — по своим, а ей чертовски надоело быть судимой. Пруденс сосредоточилась на приветливых лицах Виктории и Ровены в другом конце зала, но каждый шаг давался с трудом, словно она шла сквозь строй.
— Интересно, за какие услуги можно получить такое платье, — заметил кто-то.
— Я слышал, она считает себя настолько выше других, что даже в нашу уборную не заходит, — хихикнул другой.
Пруденс сжала кулаки, ногти вонзились в кожу.
И в это мгновение Сюзи, отважная как никогда, протолкнулась через толпу и стиснула ее в объятиях.
