И все же Элиане показалось, что в глубине его горящих глаз затаилась тоска.
– Бернар! – повторила она, не смея коснуться его рукой. – Вы живы!
– Элиана… – медленно произнес он, – как это удивительно… Да, я жив.
Он смотрел на нее, немного изменившуюся, но по-прежнему красивую. Белая, словно алебастр кожа, правильные черты лица с прямым носом и изящным изгибом маленького рта, аристократически длинная шея и точеные кисти рук. У нее была все та же божественно-прекрасная улыбка, но сквозь привычный облик как-то по-особому проглядывала подлинно женская сущность; очевидно, после их разлуки ей пришлось изведать многое, что-то потерять и обрести…
А Элиана вспоминала, с какой сводящей с ума страстью он целовал ее в том подвале перед расставанием, как одним-единственным пожатием рук они пообещали друг другу то, что невозможно выразить никакими словами. Она провела с ним так мало времени, а между тем это время вместило в себя то, что не каждому доведется пережить и за целую жизнь, и после, до сего момента (а она так и не сумела поверить в то, что он погиб!) их соединяли какие-то глубинные узы – она родила от него ребенка, и в мыслях ее всегда влекло к нему, как его самого влекло к дикой и прекрасной Корсике, на которой он родился, где были его корни.
Неисповедимы пути Господни, но еще более непредсказуемы, таинственны пути людских фантазий, дороги, по которым ведет человека сердце, мечта и судьба!
Бернар пребывал в явном замешательстве, и тогда Элиана спросила:
– Как же вам удалось выжить?
Внешне она казалась спокойной, но внутри все болело, душа стонала, а сердце превратилось в кровоточащую рану.
– Я потерял сознание, и меня приняли за мертвого, – отвечал Бернар, – а когда привезли на кладбище, я очнулся и каким-то чудом добрался до жилья. Что было потом… долго рассказывать. А теперь я офицер армии генерала Бонапарта. Через пару месяцев, когда закончится формирование флотилии, я отправлюсь в Египет. Это будет нелегкий поход, – добавил он, предупреждая вопрос Элианы, – попытка воплотить в реальность сказочные фантазии всегда чревата непредсказуемым результатом.
Он произнес это как человек, безразличный к своей судьбе, человек, которому нечего терять и не о чем жалеть, и Элиана спросила:
– А ваша мать и сестры, помните? Вы нашли их? Бернар покачал головой.
– Нет, Элиана. Очевидно, они погибли.
– Как и мой отец, – с грустью промолвила она.
Наступила пауза, и Элиана, будучи не в силах вынести это молчание, прошептала, охваченная внезапным порывом:
– Вы сердитесь на меня, Бернар?
Он взял своей рукою в кожаной перчатке руку Элианы и поцеловал, одновременно посмотрев в глаза молодой женщины ласкающим сердце взглядом, и тогда она поняла, как много прежних чувств сохранилось в его душе, и ей захотелось упасть к его ногам и, рыдая, просить его остаться.
Бернар отпустил ее руку, и его губы тронула улыбка.
– Сердиться на вас? За что? Да как я могу!
В это время его окликнули из темноты, он оглянулся, а потом повернул к молодой женщине похолодевшее, бесстрастное лицо.
– Простите, но я должен ехать. Я и так задержался.
– Как ваша фамилия, Бернар, я должна знать!
– Разве я не сказал вам тогда? – спросил он, выделив последнее слово, словно давал понять, что память о прошлом и поныне жива в его сердце – Моя фамилия Флери.
Элиана кивнула. Ее глаза были полны отчаяния.
– Возвращайтесь, Бернар! Мне нужно вам сказать…
Но тут слова внезапно застряли у нее в горле; и она беспомощно сжала руки, и горестно качала головой, глотая горячие слезы.
Элиана чувствовала, как их с Бернаром притягивает друг к другу какая-то внутренняя сила, и одновременно ощущала угрюмую враждебность внешнего мира, непостижимым образом столкнувшего их лишь затем, чтобы вновь разлучить. Молодой женщине казалось, будто кто-то неведомый злобно хохочет, глядя на них с высоты небес.
И она понимала, что не сумеет сказать Бернару то, что хотела сказать.
Если б Элиана могла признаться в том, что всей душою и телом принадлежала и принадлежит только ему, что ждала его и дождется опять, что любила и любит его одного, тогда все было бы иначе, а так – ответом послужит отчужденная улыбка, болезненная тоска во взоре. И там, на войне, он станет постоянно думать о ней и о сыне, задавать себе вопросы, терзаться и переживать, и ему будет тяжелее вдвойне, и… может случиться так, что он не вернется.
Разве могла она рассказать ему так много и все объяснить за оставшиеся пару минут!
– Не беспокойтесь, – мягко произнес он, – я не в первый раз иду на войну. Год назад я принимал участие в итальянской кампании.
– Берегите себя! – прошептала Элиана.
Какая-то тень омрачила его лицо – тень неведомых воспоминаний, но он отогнал их усилием воли и промолвил:
– Могу ли я надеяться, что когда-нибудь… Впрочем, нет, я хотел сказать другое: вы вправе считать себя свободной, в этом смысле вам не о чем беспокоиться, Элиана. Я желал и желаю лишь одного – чтобы вы были счастливы. И… прощайте!
Он сделал шаг назад, вскочил в седло, окинул последним взглядом ее фигуру, потом развернул коня и через секунду скрылся в темноте.
Элиане казалось, что так бывает только в дурном сне, когда ты мучительно стремишься поговорить с Человеком, а он постоянно ускользает, отворачивается, уходит, меняет свой облик, а под конец и вовсе исчезает непонятно куда.
«Боже мой, – думала она, – почему мир устроен так, что наши мечты, воплотившись в реальность, зачастую принимают совсем иную форму, и мы, бывает, не сразу понимаем, что получили в руки именно то, о чем грезили так долго, а когда, в конце концов, это осознаем, обычно бывает поздно».
Через минуту вернулся Максимилиан, и молодая женщина с удивлением отметила, что на какое-то время совершенно позабыла о его существовании.
– Я обо всем договорился, – сказал он, – сейчас мы едем в гостиницу, а завтра я приступлю к делам.
– Хорошо, – отвечала Элиана.
Больше она не могла промолвить ни слова и молчала всю дорогу. Она решила ничего ему не рассказывать. Он не поймет, а возможно, и не поверит ей.
Максимилиан, конечно, заметил, как она вдруг переменилась, но приписал состояние молодой женщины недавнему происшествию на дороге.
– Тебе надо отдохнуть, – сказал он.
Элиана кивнула. Да, ей хотелось лечь и подумать обо всем… Она знала, что встреча с Бернаром, всколыхнувшая дремавшие чувства, неминуемо повлияет на ее отношения с Максимилианом, и должна была подготовиться к этому.
Однако, оказавшись в номере, она упала на постель и почти мгновенно забылась тяжелым сном.
Проснулась ранним утром и, распахнув ставни, выглянула в выходящее на море окно.
