— Бинго, — сказал он, — из тебя вышел бы изумительный археолог, ты об этом задумывался? Ты знаешь больше многих, учившихся в Европе.
— Я никогда не был в Европе, но я все знаю про то, где живу и охочусь. А если чего не знаю, то стараюсь узнать. — Он повозился в седле, пристально посмотрел на Джулиана и предложил ему табачной жвачки, от которой тот, как всегда, отказался. — За что ты мне нравишься, Странник, так это за то, что ты выискиваешь, где и зачем всякие вещи, но и не думаешь их разрушать. Ты заслуживаешь уважения, Странник. Этим ты отличаешься от многих, кто сюда приезжает.
— Бинго, ты отдаешь себе отчет, что после того, как мы найдем древнее погребение, я намерен выкопать артефакты и забрать их с собой?
— Да, я хорошо знаю, что ты собираешься делать. Потревожить мертвых — это не причинит вреда живым только в том случае, если ты не планируешь привести сюда целую кучу этих арке… арке… ну как ты их там называешь. Знаешь, я видел их в деле, когда они начинают долбить и копать, они могут разбудить и мертвых.
— Ни в коем случае, Бинго. Я не собираюсь «приводить кучу арки», как ты их назвал, — жестко сказал Джулиан. — Я всегда работаю один или с дочерью, временами мне помогает проводник.
— Что ж, спасибо, сэр, — проворчал Бинго. — Просто я видел много и всезнаек, и желторотых птенцов, которые приезжают в эти края и думают, что все здесь захватят и приручат за такое время, которое требуется нормальному горцу, чтобы почистить ружье. Не поймите меня неправильно, мистер Эшворт. Я не про вас говорю, просто я видел многих джентльменов, которые покидали эти места со стрелой в заднице, а не с подсумком, полным золота. Я не думал вас обидеть.
— Никто и не обиделся, Бинго, — вздохнул Джулиан. — Просто я хотел бы знать, что делать дальше. Я в тупике. У меня карта, которую я даже не могу прочесть, и я…
— Мой папаша всегда говорил, что знание, что делать дальше, есть свойство мудрости, — прервал его Бинго. — Так вот я говорю, что на нашем месте самое мудрое — спросить старого вождя папаго, где, черт возьми, эта лестница на небеса, или как там ты ее называешь, что на твоей карте. — Бинго почесал нос, подумал и продолжал: — Единственное, что мы при этом можем потерять, — это свои скальпы, а если Мать-Удача будет с нами, то только лошадей.
— Будем надеяться, что ни то и ни другое, — фыркнул Джулиан. Он все еще не понимал, говорит Бинго серьезно или нет.
Полуденное солнце в Аризоне — это не совсем то, что в африканской пустыне, но солнце, которое поджаривало его кепи, напомнило Джулиану Сахару. Он вытер лоб льняным платком, который носил в нагрудном кармашке, и покосился на Бинго.
— Я готов, если ты идешь, — сказал Джулиан и усмехнулся, услышав, как тот выругался. — Ведь это дружественные индейцы, не забыл?
— Я помню! — выпалил Бинго. — Но я не доверяю ни одному индейцу, каким бы дружественным он ни был! Я просто должен минуту подумать. — Он сделал Джулиану знак следовать за ним, но дал последнее предостережение. — И запомни, Странник, слушай внимательно и делай то же, что я. Белые вообще должны следовать этому правилу, когда имеют дело с индейцами: наблюдать за их обычаями и не обижать их! Мы никому не хотим отдавить ноги…
Райан Корделл тоже имел правило в первую очередь наблюдать. В данный момент он сидел в парилке — сооружении, где апачи очищают свои тела. Пятнистый Хвост все еще не водил его к вождю, видимо, считая, что сначала нужно вместе с другими индейцами принять участие в ритуальном очищении.
Посреди костра грелся камень, на который плескали водой из медленного ручья, и клубы пара заполняли домик, имевший форму стога сена — три больших сука, накрытых бычьими шкурами. Райан парился вместе с несколькими апачами, оставшимися в лагере, и прислушивался к торжественному пению, возвещавшему о храбрых деяниях недавно вернувшихся воинов. Пот катился по бокам, заливал глаза, и он смахивал с ресниц крупные капли.
Сидя на корточках, Райан слушал, как Пятнистый Волк хвастается, что взял в плен «белую женщину с волосами из лунного света».
— Она ростом с мужчину, — громко говорил Пятнистый Волк, — и родит много прекрасных сыновей для такого воина, как я!
Райан бесстрастно слушал. Он распознал стратегию Пятнистого Волка. «Бизоний Рог уже сделал заявку на нее, хотя она принадлежит белому другу Пятнистого Хвоста, — шептались позади него апачи. — Кто завоюет белую женщину?»
Пятнистый Хвост покосился на Райана и отметил, что тот благоразумно молчит, хотя Бизоний Рог начинает злиться. Тонкая улыбка тронула губы Пятнистого Хвоста. Отличное будет представление, когда его воины станут бороться за белую женщину! Он почесал зудящий укус блохи и призадумался, почему Райан до сих пор не высказал намерения бороться за женщину. Кроме первого заявления о том, что она принадлежит ему, он больше не упоминал, что хочет ее. Может, она ему надоела, и он не прочь совершить сделку?
Перебросив за плечи длинные черные волосы, Пятнистый Хвост некоторое время обдумывал эту мысль. Несмотря на угрозу его достоинству, он готов был бросить вызов тому, кто хочет ее завоевать. Когда они ехали к лагерю, на ощупь она была хороша. Хотя она не такая пышная, как его жена, он отметил женственные округлости и то, что она может быть мягкой и податливой. У нее волосы, как луна, а темные глаза — цвета Матери-Земли, и это хороший знак. Она выше многих его воинов и не очень испугалась, когда они разбудили ее в лагере. У нее характер, как у его злобной, полудикой кобылы, которая принесла ему лучшего из его боевых коней. Пятнистый Хвост решил, что Пятнистый Волк прав: она станет хорошей женой тому, кто ее завоюет.
Райан каким-то образом почувствовал, о чём думает Пятнистый Хвост. Тот скосил на него черные глаза и прищурился, словно оценивал его сильные и слабые стороны. Райан понял, что сын вождя решил бороться за Стефани. Черт побери! Поскольку Райан считается ее первоначальным владельцем — если бы он не был другом вождя, с этим бы никто не посчитался, — то будет соревнование между всеми претендентами. Райан знал, что вождь, Черный Ястреб, требует соблюдать справедливость: он должен либо продать Стефани, либо бороться за нее. Как владелец, он должен будет бороться со следующим претендентом, потом следующим и так далее, пока не останется один победитель. Этот человек объявит Стефани своей женой, а Райан в утешение получит несколько лошадей. Все мероприятие — праздник для апачей, пир и игры будут до и после состязания.
Рассмотрев варианты, Райан понял, что у него нет выбора. Краткая мысль, что он мог бы пойти на сделку, была отброшена: если он откажется бороться, апачи сочтут его трусом. Он почетный друг Черного Ястреба, и для вождя будет более позорным, если он откажется от состязания, чем если проиграет его. Апачи не считают зазорным отступить, если это означает сохранить жизнь для борьбы на другой день, но они презирают трусов.
