Объективно говоря, он проявляет крайнюю жестокость. Десятая степень, не ниже! Стебли штокроз ничто по сравнению с этим. Нет, дайте ей встать с кровати — она пронзит его черное сердце отцовской шпагой!
Хелен дернула левой рукой и, к своему изумлению, сумела освободиться. Проклятый галстук соскользнул с запястья! Теперь вторую руку. Неужели ей повезет и в другой раз? Каким образом она повернула левое запястье, перед тем как узел ослаб?
Она вывернула руку и резко дернула. Получилось! Остались ноги, но тут дело пошло быстрее. Наконец-то! А глупец ничего не заметил, занятый чтением газеты!
Несмотря на гнев, доходящий до бешенства, она чувствовала, что невольно восхищается его методами наказания. Он довел ее едва не до безумия, а потом оставил. Да, весьма эффективно, ничего не скажешь, но он мог бы при этом следить за ее лицом и, возможно, отпускать язвительные замечания. Но нет, этот злосчастный негодяй читает как ни в чем не бывало!
Хелен, стараясь не шуметь, села, стряхнула галстуки и гибким движением, как разъяренная тигрица, прыгнула с постели на ничего не подозревающего Спенсера. Газетные листы рассыпались по комнате. Стул опрокинулся, и они свалились на пол, причем Хелен оказалась сверху.
Прежде всего она схватила его за волосы и несколько раз ударила головой о ковер. Жаль, конечно, что проклятая штука оказалась слишком толстой и мягкой и у нее ничего не получилось. Но все же она на всякий случай стукнула его еще раз.
— Подонок проклятый! — воинственно вопила она. — Ублюдок! И наказание твое в высшей степени унизительно! Уж лучше бы меня избили палками! Вынудили есть вареную репу без соли! Вот это я понимаю, вполне пристойная Третья степень! Но нет, тебе приспичило издеваться надо мной! Я ненавидела каждую минуту, слышишь, Спенсер?! Каждую!
Она снова повторила процедуру.
Послышался смех.
Исходившая злобой Хелен отстранилась и уставилась на него. Он смеется?
Она принялась колотить его головой об пол, но мерзавец как ни в чем не бывало смеялся. Над ней!
— Ты свел меня с ума и имел наглость уйти!
Она сидела на нем верхом, наклонившись и сжимая его горло. Разорванная рубашка едва не сползала с плеч.
— Олух, болван, скотина, ты бросил меня и принялся за газету! Гнусный жалкий листок! Да еще пил чай! Я тебе все кости переломаю!
И, верная слову, начала с шеи, стараясь как можно крепче сжать пальцы. При этом ее груди почти касались его лица. Он сжал ее запястья, оторвал сильные руки от своего горла и расплылся в улыбке с видом человека, стянувшего мешок с серебром и обнаружившего, что украл золото.
— Так ты признаешь, что я настоящий мастер наказаний и тебе до меня далеко? Только взгляни на себя, Хелен: пытаешься убить человека, придумавшего столь идеальную кару!
Хелен на секунду замерла, потом уселась на него поплотнее. Рубашка распахнулась еще шире, давая Спенсеру возможность открыто любоваться ее прелестями.
— Ты прав. Твое двухступенчатое наказание было более чем действенным. Ошеломляющим.
Она подалась вперед, поцеловала его, укусила, но тут же зализала место укуса. Он легонько нажал ладонью на ее затылок, давая понять, чтобы она наклонилась ближе. Ее груди прижались к его торсу. Спенсер стал исступленно целовать ее, забыв обо всех клятвах, но вскоре опомнился.
— О нет, — промычал он, отталкивая Хелен. Она ответила совершенно диким взглядом. Должно быть, и у него такой же обезумевший вид! — Оставайся на месте, Хелен, хотя ты вот-вот меня раздавишь. Дорогая, должен сказать, ты ввела меня в заблуждение. Я всегда считал, что ты относишься к числу самых блестящих умов во всей Англии, по крайней мере ты заставила меня в это поверить. Но теперь я обязан пересмотреть свои суждения. Совсем забыл, что ты женщина, со всеми присущими твоему полу недостатками, проблемами и ошибками.
Она снова принялась было целовать его, но тут же отстранилась и нахмурилась:
— Ты это о чем?
Спенсер, разочарованно покачав головой, тяжело вздохнул и пояснил:
— Видишь ли, у тебя ушло слишком много времени.
Хелен мгновенно оцепенела, опершись ладонями о его поросшую густыми волосами грудь.
— На что?
Но, уже задавая этот вопрос, она поняла. О, как хорошо она поняла!
Спенсер наслаждался ее прикосновениями. Интересно, ощущает ли она, как тревожно бьется его сердце?
— Стоило всего лишь определенным образом вывернуть руки — и ты освободилась бы. Узлы сразу сползают. А ты покорно лежала несколько часов, не пробуя освободиться. Твои неумелые попытки я в расчет не принимаю: ты беспомощно дергала конечностями, как бабочка на булавке, — пояснил он, сжимая ее груди. — Настоящее чудо. Итак, прежде чем расправиться со мной, может, все-таки согласишься выйти замуж?
Она молчала, не двигаясь. Рубашка свисает с плеч, волосы взлохмачены, голова идет кругом. Невероятно то, как он поступил с ней, но как же красив этот плут! Красивее она в жизни не видела!
— Я не шучу, Хелен. Больше никакого экстаза, никаких безумных желаний. Я не овладею тобой до тех пор, пока ты не пообещаешь стать моей женой.
Хелен, прикрыв глаза, молча позволяла ему ласкать свои груди.
— Не могу, — выговорила она наконец. Спенсер резким толчком сбросил ее с себя. Она приземлилась на спину, и теперь уже он оказался сверху, придавив ее к ковру всем телом, так что она не могла шевельнуться. Их носы почти соприкасались.
— Почему? — прошипел он. — Какого черта, Хелен? Говори правду — или я снова свяжу тебя, на этот раз всерьез.
Хелен шмыгнула носом. К его изумлению, из ее глаз покатились слезы, прокладывая на щеках блестящие дорожки. Спенсер выругался и встал. Хелен тут же перевернулась на бок, подтянула колени к груди и громко заплакала. Правда, немедленно сунула в рот кулак, но и это не помогло. Рыдания сотрясали ее тело. Некоронованная королева Корт-Хэммеринга плакала как ребенок.
Спенсер снова выругался, поднял ее и, картинно кряхтя, взвалил на плечо.
— Пропала моя спина, — проворчал он, ковыляя к большому креслу рядом с камином. Кое-как устроившись, он усадил Хелен к себе на колени и обнял. — Не нужно, родная. Ты разрываешь мне сердце. Такая большая девочка не должна хлюпать носом, как младенец. Моя амазонка расскажет, что ее тревожит. Я все улажу, Хелен, вытащу тебя из любых передряг, сживу со света каждого, кто посмеет причинить тебе боль. Только доверься мне.
Он принялся укачивать ее, шептать всякие милые глупости, и она наконец успокоилась, только изредка икала. Спенсер, улыбаясь, чмокнул ее в макушку.
— Он жив, — пробормотала Хелен, уткнувшись носом в его грудь.
