Лали медленно отстранилась и в полном молчании вышла из тени в зал, где бурлило веселье.
Проводив ее мрачным взглядом, Антонио заметил какое-то мерцание на темных мраморных плитах. Присмотревшись, Карриоццо понял, что видит злосчастные браслеты, которые девушка то ли умышленно, то ли нечаянно обронила. Карриоццо взял в руки миниатюрные колокольчики и сразу же ощутил тепло девичьих ножек, которое сохранили браслеты. Тепло ее милых ножек.
Раны на бедре и плече отвратительно ныли, мазь, которой лекарь пропитал повязки, неприятно щипала кожу, уставшее телотребовало отдыха, но Антонио, не желавший появляться в замке Бельфлера, нестерпимо захотел увидеть девчонку, измотавшую его душу. Вот почему он пришел во дворец, стараясь не привлекать к себе внимание, и, укрывшись в тени колонн, стал искать взглядом Лали. И застыл на месте, увидев, что эта негодница в нескольких шагах от него извивается в страстном танце. Память мгновенно вернула его в Стамбул, в тот самый день, когда он впервые увидел танцующую золотоволосую красавицу и понял, что пропал.
С той поры прошло почти два месяца, но Антонио так и не смог избавиться от наваждения и теперь еще более страстно желает эту негодницу, похитившую его сердце, и страшится за ее судьбу не меньше, чем в тот злополучный день, когда вознамерился спасти ее.
Вбежав в свою комнату, Лали упала в кровать и дала волю своим слезам.
— Почему? — спрашивала девушка темноту. — Почему он так поступил со мной?.. Все его слова — ложь! Доминика и мой отец не могут быть злодеями! Он пытается обмануть меня лживыми упреками, чтобы скрыть настоящую причину — свою любовь к Монне!
Звонкий смех в коридоре заставил ее насторожиться. Сдержав рыдание, девушка прислушалась и узнала голос своей мачехи, в котором слышались нежность и кокетство. Женщина то что-то мурлыкала о своей любви, то в чем-то упрекала, то маняще смеялась… Голоса ее собеседника Лали не слышала, но сердце сжало давящее предчувствие.
Антонио отказался от приглашения на праздник, по все же появился во дворце. С какой целью? Лали лучше, чем кто-либо, знает ответ. Карриоццо не привыкать тайком пробираться в чужой дом, чтобы развлечься с чужой женой. И теперь Монна торопится в свою спальню, желая насладиться ласками Антонио. Лживая подлая обманщица!
Не в силах сдержать себя, девушка приоткрыла дверь и увидела, что Монна остановилась со своим спутником неподалеку от супружеской спальни. Запрокинув голову, графиня повисла на шее мужчины, сжимающего ее в страстных объятиях, и громко шептала слова любви.
— Я люблю тебя, счастье мое, — задыхаясь, проговорил мужчина и прильнул к Монне в долгом поцелуе.
Лали не могла рассмотреть мужчину. Но голос его показался ей очень знакомым. Она еще шире приоткрыла дверь, но увидеть смогла лишь светлые волосы, красивые руки с перстнями и золотые манжеты, выглядывающие из рукавов лилового камзола.
— Сильнее, чем Джулию?
Еще до того, как Монна задала этот вопрос, Лали уже поняла, кто ласкает ее мачеху.
— Глупышка моя милая! — грустно вздохнул Бельфлер. — Ты испытываешь мое терпение. Порой мне хочется схватить тебя и трясти до тех пор, пока ты не поймешь, что нельзя ревновать к прошлому. Да, я любил Джулию и люблю до сих пор. Память не умирает. Я долго не мог прийти в себя после смерти Джулии. Моей единственной радостью была Мальвина. После ее исчезновения, я едва не сошел с ума, потому что утратил смысл жизни. Твоя любовь вернула мне радость и надежду. Не ревнуй меня к Джулии и не злись на мою нежность к Мальвине. Вы обе и, разумеется, Роберт — мои главные сокровища.
Поднявшись на цыпочки, улыбающаяся Монна сладко поцеловала мужа в губы, и граф, не разжимая объятий, увлек супругу в спальню.
Лали осторожно закрыла дверь. Монна любит ее отца и ревнует к умершей первой жене. Конечно, печально слышать от отца, что новая любовь сумела заслонить в его сердце горечь утраты матери Лали. Но девушка понимала, что должна радоваться за отца и быть благодарной Монне за то, что та сумела вернуть радость и счастье в душу вдовца. Кроме того, у самой Лали стало легче на сердце, когда она поняла, что у Антонио нет ни малейших шансов на удачу. Бельфлер и его супруга счастливы так, как должны быть счастливы все любящие сердца. Девушка вспомнила, что много раз замечала в глазах отца и его супруги непритворную нежность. Внезапно Лали поняла: женщины в Европе действительно счастливее тех, кто томится от неразделенного желания любви в гаремах Востока. Они не должны жить одной лишь мечтой о том, что их супруг и господин когда-нибудь снизойдет, чтобы разделить с ними ложе.
Антонио сказал, что они — противники… Как же завоевать его любовь?
Опасаясь, что Антонио больше не появится во дворце, Лали задумала сама наведаться в его палатку, устроенную на краю поля для турниров. Бельфлер строго-настрого запретил дочери появляться вблизи трибун, поэтому девушка облачилась в темное скромное платье и старательно спрятала косы под светлый чепец, позаимствовав все это у своей служанки и приказав ей держать язык за зубами.
Лали удалось беспрепятственно выбраться за ворота замка (по случаю праздника они были открыты), чтобы поспешить к месту, на котором происходили поединки. Пройдя к трибунам, девушка надвинула чепец пониже на лоб и устроилась в укромном местечке, где сидели простолюдины, еще раз повторив себе обещание вести себя тихо и не выдавать свое присутствие.
Поединок сменялся поединком, конные сражения сменяли пешие бои. Зрители на трибунах то замирали от страха, то неистовствовали от восторга, но Лали так и не смогла ощутить удовольствие от подобных развлечений и с сожалением воспоминала словесные поединки поэтов и философов и чудесные состязания музыкантов, которые происходили во дворце Ибрагим-паши. Одно ее радовало — сражения, в которых принимал участие Антонио, ничем не напоминали ту яростную схватку, что произошла между ним и Бельфлером в первый день турнира.
Братья Карриоццо оказались в числе лучших бойцов. Антонио, одерживавший одну победу за другой, и раньше считался умелым воином, поэтому на его стороне были все симпатии зрителей. Но удачное участие в турнире Филиппо удивило всех: юноша сумел выиграть четыре боя из пяти. Когда младший Карриоццо в очередной раз торжествующе поднял копье, Лали заметила, как ее кузина, сидящая на центральной трибуне, смеялась и громко хлопала в ладоши, не скрывая своей радости. Графиня де Бельфлер радовалась вместе с ней. В отличие от синьоры дель Уци-ано, продолжавшей любезничать с епископом.
