– Красота – их ремесло, и неудивительно, что они стремятся походить на вас.
Лукреция слегка улыбнулась: эта женщина начала вызывать в ней нечто вроде уважения. Она не слышала разговоров в толпе.
– Мадонна Лукреция не потерпит в Ватикане соперницу, – говорили одни.
– И какую соперницу! – отвечали другие.
Александр не мог дождаться, пока кардиналы закончат требуемые этикетом приветствия. Он перешел в комнату, из которой открывался вид на площадь, и нетерпеливо выглядывал из окна: он жаждал как можно скорее увидеть эту женщину, о которой говорили как о самой красивой в Италии и которая была вольна, как куртизанка.
И вот наконец он увидел ее во главе процессии и рядом с нею свою дочь: женщина с волосами цвета воронова крыла и женщина с волосами цвета золота, и это зрелище восхитило его. Какой контраст! И как прекрасны они обе!
Пора поспешить на свое место, туда, откуда он должен приветствовать сноху. Ему не терпелось заключить в свои объятия это прелестное создание.
Он стоял под золотым балдахином, на котором была изображена история египетского бога Изиса, за спиной его столпились кардиналы, и Александр понимал всю значимость это-то момента: ему очень нравились все торжества и церемонии, в которых он представал истинным отцом церкви, он любил жизнь и все приятнейшие минуты, которые она может подарить. Он был человеком счастливым, особенно счастливым в такие мгновения.
К нему приближалась черноволосая красавица, глаза ее были опущены долу, но все равно он видел, какая смелая это женщина. Она прекрасно понимала, насколько желанна, сознавала, насколько сильно ее воздействие на мужчин, в особенности таких, как Александр, известный ценитель женского пола.
Он был взволнован не меньше, чем она, не меньше, чем малыш Гоффредо, склонившийся, чтобы поцеловать ему туфлю.
Она отступила, и вперед вышли ее придворные дамы – все восхитительные, все достойные хозяйки. Он по очереди разглядывал дам и чувствовал, что радость его растет.
Все заняли отведенные им этикетом места. Гоффредо стоял рядом с Чезаре, который внимательно изучал жену младшего братишки. На ступеньках папского трона, преклонив колени на красные бархатные подушечки, расположились Лукреция и Санча.
Вот это миг! И Александр с нетерпением ждал конца торжественной церемонии, чтобы наконец по-свойски поболтать со снохой, развеселить ее, дать ей понять, что, несмотря на то, что он ее свекр и отец церкви, он тоже мужчина во плоти и крови и может предложить ей куда больше радостей, чем все ее предыдущие возлюбленные.
Один из кардиналов повернулся к своему коллеге и прошептал:
– Оба они, и отец и сын, положили глаз на свою новую родственницу.
А второй кардинал ответил:
– От жены Гоффредо никто глаз отвести не может. На что первый кардинал заметил:
– Помяните мое слово: мадонна Санча принесет Ватикану немало хлопот…
Санча со своими тремя служанками-подружками явилась в апартаменты Лукреции.
Лукреция немало удивилась вторжению: наступил Троицын день, в соборе была назначена служба, и Лукреция как раз готовилась к этому событию.
Санча сразу же начала нарушать все правила: Лукреция поняла, что она намерена вести себя в Риме так же, как и в весьма вольном в этом отношении неаполитанском дворце.
Хотя Санча была, как обычно, одета в черное, вид ее не отличался скромностью: по особому блеску синих глаз золовки Лукреция предположила, что та лелеет какие-то планы.
– Как поживает моя дорогая сестричка? – осведомилась Санча. – Готовится к церемонии? Мне сказали, что сегодня мы будем слушать прелата из Испании, – она поморщилась. – Испанские прелаты такие набожные и усердные и потому частенько затягивают службу.
– Но мы обязаны присутствовать, – пояснила Лукреция. – Прибудут мой отец и все знаменитости папского двора. Это очень важное событие, и…
– О да, да… Мы обязаны.
Санча обняла Лукрецию за плечи и подвела к зеркалу.
– Но по моему виду не скажешь, что я собралась присутствовать на торжественной церемонии, не так ли? А если повнимательнее поглядеть на тебя, то и о тебе этого не скажешь. Ах, Лукреция, какой невинной кажешься ты, с этими твоими голубыми глазками и золотистыми волосами… Но так ли ты невинна? А, Лукреция?
– Невинна в чем? – переспросила Лукреция.
– О, в жизни вообще… О, Лукреция, я понимаю, что в этой миленькой головке мелькают мысли, о которых ты предпочитаешь никому не рассказывать. Я права? Ну почему ты так удивилась… Женщина, столь прекрасная, как ты, не может быть далека от всего того, что делает жизнь интересной.
– Боюсь, что я не совсем понимаю…
– Да неужели же ты до сих пор такое дитя? А что Чезаре? Будет ли на службе и он? Знаешь, сестрица, я мечтаю поговорить наедине с каждым из вас, вот так, как говорю сейчас с тобой.
– Нам предстоит множество различных церемоний, – Лукреция была шокирована поведением Санчи – та говорила вещи, которые лучше бы вслух не произносить.
– Ну конечно, позже я поближе познакомлюсь со всеми вами, я в этом не сомневаюсь. Между прочим, Чезаре совсем не такой, каким я его себе представляла. Да, он хорош собою, слухи не лгут, но есть в нем какая-то печаль, чувствуется, что он грустит из-за чего-то.
– Он хотел бы быть воином, а не священником.
– Понимаю, понимаю. Он не по своей охоте надел рясу. Лукреция бросила на Санчу странный взгляд и приказала служанкам:
– Достаточно. Оставьте нас теперь.
И снова взглянула на Санчу, надеясь, что та отпустит и своих женщин.
– Они – мои подружки, – объявила Санча. – И, надеюсь, станут и твоими подругами. Они восхищаются тобой. Не правда ли? – осведомилась она у троицы.
– Мы сошлись во мнении, что мадонна Лукреция довольно хорошенькая, – ответила Лойзелла.
– Расскажи-ка мне о Чезаре, – Санча приступила к расспросам. – Он такой сердитый… Такой серьезный молодой человек!
– Чезаре из тех, кто всегда добивается желаемого, – сказала Лукреция. – И делает только то, что сам хочет делать.
– Ты очень любишь своего брата?
– Никто не может восхищаться им больше, чем восхищаюсь я, и никто более него не заслуживает такого восхищения.
Санча улыбнулась: она уже слышала разговоры о странной привязанности членов семейства Борджа друг к другу.
Она видела, что Лукреция относится к ней с подозрением, боится, что она, Санча, отвлечет от нее внимание Папы и Чезаре. Это была новая для Санчи ситуация, и она ее забавляла.
К тому же приятно было узнать, что Чезаре получает от жизни отнюдь не все, чего пожелает: он ненавидит церковь, и все же обязан служить ей. Санча, незаконная дочь неаполитанского короля, вынуждена была занимать второстепенное место рядом со своей сестрою, законной королевской дочерью, и потому хорошо понимала состояние Чезаре. Это понимание сближало ее с ним, а его ранимость в этом вопросе – интриговала.
