— Ну да, — сказал он. — Вам что, понадобилось расколоть парочку орехов?
И посмотрел на меня сверху вниз, весело блестя глазами.
Я в свою очередь поглядела на кучку зевак у столба.
— Скорее вытащить один из огня, — ответила я и, подняв на него глаза, встретила вопросительный взгляд. — Могли бы вы это сделать?
Он постоял, все так же глядя на меня с улыбкой, потом пожал плечами.
— Мог бы, если черешок достаточно длинный, чтобы ухватиться. А вы могли бы отвлечь толпу? Вмешательство им не понравится, к тому же я чужак.
Я как-то не подумала, что моя просьба может поставить его в опасное положение, и засомневалась, но увидела, что он не прочь затеять игру, несмотря на то что она небезопасна.
— Что, если мы оба подойдем поглазеть поближе и я вдруг упаду в обморок, как вам это?
— Вроде как бы вы непривычны к виду крови и тому подобное? — Одна бровь у него насмешливо взлетела вверх. — Ладно, это сойдет. Если вы при этом умудритесь свалиться с плиты на землю, будет совсем хорошо.
Меня и в самом деле немного подташнивало при мысли о предстоящем зрелище, но оно оказалось не столь уж устрашающим. Ухо было прибито за нижнюю часть мочки, и почти на два дюйма торчал из него конец квадратного гвоздя без шляпки. Крови почти не было, и по выражению лица мальчишки было ясно, что особенной боли он не испытывает, просто сильно напуган. Я начала понимать, что Джейли была, пожалуй, права, называя приговор мягким — имея в виду действующий в это время кодекс шотландской юриспруденции. Но в моих глазах подобный приговор все равно выглядел настоящим варварством.
Джейми осторожно протолкался поближе к столбу. Покачал головой с укором и осуждением.
— Ну-ну, парень, — сказал он и прищелкнул языком. — Угодил ты в переделку, нечего сказать!
Мощной ручищей он оперся о верхнюю доску позорного столба, как бы желая поближе взглянуть на ухо.
— Эх ты, щенок, — продолжал он в высшей степени пренебрежительно. — Тут и говорить-то не о чем, а ты… Поверни разок голову в сторону — и все дела. Хочешь, помогу?
Он сделал вид, что собирается ухватить парня за волосы и крутануть ему голову, чтобы высвободить ее. Мальчишка взвыл в ужасе.
Поняв намек, я попятилась, позаботившись при этом наступить на ногу женщине позади меня; женщина закричала от боли, едва мой каблук обрушился ей на пальцы.
— О, простите, — выдохнула я. — У меня… голова закружилась! О, пожалуйста…
Я отвернулась от столба и сделала несколько неуверенных шагов, ежесекундно оступаясь и хватаясь за чьи-то рукава. Край плиты был теперь всего в шести дюймах от меня: я уцепилась за какую-то достаточно хрупкую на вид девушку и повалилась головой вперед, увлекая девушку за собой.
Мы скатились на мокрую траву, путаясь в юбках. Крик поднялся ужасный. Я выпустила из рук блузу девушки и распростерлась лицом вверх в драматической позе, а дождь поливал меня вовсю.
Падение получилось вполне натуральное и болезненное, потому что девушка свалилась на меня и я практически не могла дышать. Борясь за каждый глоток воздуха, я лежала и слушала встревоженные голоса. Предложения, предположения, ахи и охи обрушились на меня чуть ли не в большем количестве, чем дождевая вода, но тут пара знакомых рук подняла меня с земли и усадила, а пара знакомых голубых глаз глянула мне в глаза, едва я их открыла. Еле заметное движение век дало мне понять, что миссия свершилась удачно. И в самом деле — я тут же увидела, как мальчишка кожевенника улепетывает к себе на чердак, прижимая к уху какую-то тряпицу; никто в толпе не обратил на него ни малейшего внимания, все были поглощены новой сенсацией.
Жители деревни, столь кровожадные по отношению к малолетнему преступнику, со мной были сама доброта. Меня подняли со всей осторожностью и перенесли снова в дом Дунканов, где потчевали бренди и чаем, укутали теплыми одеялами и окружили сочувствием. Мне разрешили уехать только после того, как Джейми резко потребовал, чтобы меня оставили в покое, поднял меня с кушетки и повел к двери, невзирая на увещевания хозяев.
Я снова сидела в седле впереди него, мою лошадь мы вели в поводу; я поблагодарила Джейми за помощь. Он отмахнулся от моей благодарности:
— Не за что, барышня!
— Но для вас это было рискованно, — настаивала я. — К сожалению, я не сразу сообразила, что подвергаю вас опасности своей просьбой.
— А! — только и сказал он на это, но минуту спустя добавил с коротким смешком: — Уж не считаете ли вы меня менее храбрым, чем маленькая английская барышня?
Спускались сумерки, и Джейми пустил лошадей рысью. Мы с ним почти не разговаривали по дороге, а когда добрались до замка, он попрощался со мной коротким: «Всего доброго, миссис англичанка!» Но я почувствовала, что зародилась дружба гораздо более глубокая, чем та, которая сводится лишь к беспечной болтовне под яблонями.
Следующие два дня прошли в ужасной суете: прибывали все новые гости, всяческие приготовления шли полным ходом. Моя медицинская практика резко сократилась; жертвы отравления выздоровели, а всем прочим некогда было болеть. Кроме заноз у парнишек, которые доставляли дрова для топки, да незначительных ожогов у девушек из кухонной прислуги, никаких происшествий не случалось.
Зато самая находилась в сильнейшем напряжении. Нынче ночью или никогда! Миссис Фиц сообщила мне, что все дееспособные мужчины клана Маккензи в эту ночь соберутся в холле и будут присягать на верность Колуму. Во время столь важной церемонии вряд ли кто-то станет особо следить за конюшней.
В те часы, когда я помогала на кухне и в саду, я позаботилась запасти побольше провизии — чтобы хватило на несколько дней. У меня не было фляжки для воды, но я решила заменить ее стеклянным кувшином, позаимствованным из врачебного кабинета. Зато у меня есть крепкие ботинки и — благодаря любезности Колума — теплый плащ. Возьму лошадку посмирнее; во время посещения конюшни после обеда я наметила себе такую. Денег нет, но мои пациенты надарили мне кучу всяких мелких вещиц, в том числе резных ювелирных безделушек, а также разных ленточек. Если понадобится, можно попробовать обменять их на что-то необходимое.
Мне было не слишком приятно платить подобной монетой за гостеприимство Колума и дружеское отношение других обитателей замка, но что поделаешь? Я подумала-подумала и решила, что придется уехать не попрощавшись. Бумаги для прощального письма у меня опять-таки не имелось, а рискнуть и поискать листок в кабинете у Колума я не отваживалась.
Через час после того, как стемнело, я пробралась в конюшню и чутко прислушалась, нет ли там кого. Кажется, все ушли в холл готовиться к церемонии. Дверь была закрыта, я осторожно толкнула ее, и она бесшумно отворилась, повернувшись на кожаных петлях.
