Кто хоть раз выдержал борьбу с напряжением всех душевных сил, тот знает, как вдруг без всяких видимых причин могут нахлынуть воспоминания, картины прошлого. Евгения находилась сейчас именно в таком состоянии, чувствовала, как выпадало оружие из ее рук, и чувство неприязни таяло в ее сердце; в нем осталось только воспоминание о том часе, когда она впервые ощутила, что ненависть исчезла, ее вытеснило что-то новое, против чего она боролась всеми силами — и все-таки была побеждена.
Это была последняя борьба между прежним демоном гордости, который не мог простить полученного отказа, и сердцем женщины, чувствовавшей, несмотря ни на что, что она любима. Лист бумаги, предназначавшийся для того, чтобы разлучить двух людей, поклявшихся перед алтарем вечно принадлежать друг другу, лежал разорванный на полу, а молодая женщина стояла на коленях, подняв кверху мокрое от слез лицо.
— Я не могу! Нет, не могу так поступить с ним и с собой! Это было бы несчастьем для нас обоих! Будь что будет! Артур, я остаюсь с тобой…
— Где Евгения? — спросил барон, через час после этого входя в освещенную столовую, где уже собрались его сыновья. — Разве госпоже не доложили, что мы ее ждем? — продолжал он, обращаясь к слуге, который, окончив сервировку чайного стола, намеревался выйти из комнаты.
— Евгении нет дома, папа! — сказал Курт, опередив слугу, которому сделал знак удалиться.
— Нет дома? — удивленно повторил барон. — Так поздно выехала? Куда же?
Курт пожал плечами.
— Я не знаю. Вернувшись с прогулки, я отправился прямо к ней, но ее уже не было в комнате… А это я нашел на полу.
И, вынув из кармана разорванный лист с прошением о разводе, он с серьезным лицом, между тем как губы его подрагивали от смеха, принялся как можно тщательнее складывать его перед отцом, который переводил взгляд с бумаги на сына и наоборот, ничего не понимая.
— Это бумага, написанная самим советником юстиции и данная мной Евгении для подписи, которой я не вижу.
— Бумага не только не подписана, — произнес Курт с самым невинным лицом, — но еще и разорвана пополам. Удивительно! Взгляни-ка, папа!
— Что это значит? — спросил барон, крайне изумленный. — Где может быть Евгения? Надо спросить у прислуги: если она, действительно, выехала, то должны же они знать, куда было приказано направляться кучеру.
Он хотел позвонить, но сын остановил его.
— Я думаю, папа, что она отправилась к мужу! — спокойно произнес он.
— Ты в своем уме, Курт? — воскликнул барон. — Евгения отправилась к мужу?!.
— Это только мое предположение, но сейчас мы все выясним: у нее на письменном столе лежала вот эта записка, адресованная тебе. Я захватил ее, вероятно, она все нам объяснит.
Барон разорвал конверт и второпях даже не заметил, что Курт, забыв о всяком приличии, позволил себе, став позади него, читать через его плечо записку Евгении. Лицо молодого офицера вдруг осветилось такой радостью, что его младшие братья, ничего не понимавшие во всем происходящем, робко и вопросительно поглядывали то на отца, то на брата.
В записке содержалось всего несколько строк:
«Я уезжаю к мужу! Прости, папа, что делаю это так внезапно и тайком, но я не хочу терять ни одной минуты и не хочу слышать твоих возражений, потому что все равно не послушала бы их, — решение мое неизменно. Не хлопочи больше о разводе и уничтожь то, что уже сделано! Я не согласна расстаться с Артуром и никогда не покину его. Евгения».
— Слыханное ли дело! — вскричал барон, бросив письмо. — Форменное бегство из моего дома… не согласна на развод… и это смела написать мне моя дочь! Она убегает из-под моей защиты, ломает все мои планы и надежды на будущее и возвращается к этому Беркову теперь, когда он почти разорен… идет к нему в такое время, когда рабочие бунтуют, когда в его имении и на заводах полная анархия… Да ведь это граничит с безумием! Что с ней случилось? Я должен знать, но прежде всего надо помешать ей выполнить это безумное решение, пока еще есть время. Я сейчас…
— Курьерский поезд в М. ушел полчаса тому назад, папа! — прервал его Курт. — Да вот, кажется, и карета вернулась с железнодорожной станции. Во всяком случае, теперь уже поздно.
Действительно, в эту минуту во дворе застучали колеса экипажа, в котором молодая женщина отправилась на вокзал. Барон и сам убедился, что слишком поздно, и весь его гнев обрушился на сына. Он упрекал Курта, обвиняя во всем его одного из-за его глупого восхищения Артуром и столь пространного повествования о его положении в Евгении заговорила совесть, и она из ложного чувства долга поспешила к своему мужу, потому что вообразила его несчастным. А раз она там, кто может поручиться, что в конце концов дело не дойдет до полного примирения, если Берков будет настолько эгоистичен, что примет такую жертву? Но барон Виндег все-таки решил продолжать дело о разводе, благо оно уже начато, да и Евгения, вероятно, опомнится. Он, барон, еще покажет, как надо уважать авторитет отца, хотя двое из его детей, — он бросил уничтожающий взгляд на бедного Курта, потому что в эту минуту из «двоих» налицо был он один, — по-видимому, совершенно не признают этот авторитет. Курт молча вытерпел всю бурю, не произнеся ни слова в свою защиту: он по опыту знал, что так лучше всего. Склонив голову и опустив глаза, он как будто искренне раскаивался в своем легкомыслии и сожалел о несчастье, которое причинил. Но, когда барон, все еще вне себя от гнева, вышел из столовой, молодой человек весело подпрыгнул, а смеющиеся глаза и веселое выражение лица доказывали, как мало подействовал на него гнев отца.
— Завтра утром Евгения будет у своего мужа! — сказал он братьям, набросившимся на него с расспросами. — И пусть папа тогда попробует стать между ними со своим родительским авторитетом и советником юстиции! Артур не выпустит ее из своих рук, когда будет знать, что она действительно его жена; до сих пор он этого не знал. Нам еще придется, — Курт бросил осторожный взгляд на дверь, за которой скрылся отец, — с недельку выдерживать бурю, и самая сильная разразится тогда, когда папа увидит, что тут дело не в простом чувстве долга и совести, а кое в чем другом. Зато для Артура теперь засияет солнце, и, согретый его лучами, рука об руку с Евгенией, он непременно победит все опасности. Слава Богу, конец теперь процессу о разводе и долой все суды с советниками юстиции в том числе… А кто посмеет сказать хоть слово против Артура, с тем я расправлюсь по-своему!
На другой день рано утром почтовая карета, направлявшаяся от М. к владениям Беркова, остановилась у входа в долину, где находились рудники, первые постройки которых уже четко просматривались.
