Когда Даг вышел из-под навеса и зашагал по утоптанной земле двора, он думал о Фионе, спящей сейчас в его закутке. Уж она-то ценит его отнюдь не за искусство обращения с боевым топором или за ценности, которыми полон его рундук. И нее же – какие чувства она испытывает к нему? Благодарность за то, что он спас ей жизнь и продолжает защищать ее? Желание насладиться его телом и перенять опыт постельных утех? Но ему хотелось от нее не только этого: для него важно было, чтобы она любила его и ценила его дух не меньше, чем тело.
Конечно, Даг понимал, что для викинга такое желание было по меньшей мере странным.
Правда, кое-кто из воинов, например Сигурд, позволял себе выказывать любовь к своим детям при всех; но сознаться в любви к женщине, да еще иностранке, захваченной при набеге, – это было бы неслыханной глупостью.
И все же день ото дня Фиона все больше значила для него, и он ничего не мог с этим поделать.
Неожиданно Даг нахмурился. Он вспомнил, что именно из-за ирландки мир, в котором он вырос, стал представляться ему деспотичным, его законы – жестокими и несправедливыми. Для его соплеменников эта девушка навсегда останется чужеземкой, изгоем. Даже если он и освободит ее, сделает своей женой, они никогда не примут ее как ровню, а кое-кто, подобно Бродиру, по-прежнему будет ждать удобного случая, чтобы уничтожить ее.
Даг почувствовал, как в его душе растет отчаяние. Никто не просил его влюбляться в эту женщину, и сам он, насколько мог, сопротивлялся своим чувствам, но все оказалось напрасно. Ирландка взяла его в плен, заставила смотреть на мир своими глазами, поколебала его преданность соплеменникам и товарищам по оружию. Хуже всего было то, что, как подсказывал внутренний голос, может прийти день, когда ему придется сделать выбор между ней и ими.
Тряхнув головой, Даг постарался избавиться от наваждения. Он сойдет с ума, если не перестанет думать об этой женщине. Ему надо найти для себя какое-нибудь занятие, в которое он смог бы уйти с головой и отрешиться от подобных мыслей.
Завидев идущего через двор с топором на плече корабельного мастера, Даг позвал его:
– Эй, Рапнейг! Помнишь ту высокую сосну в лесу на западе, из которой ты хотел сделать хорошую мачту? Давай-ка еще раз взглянем на нее.
– Что дальше? – спросила Фиона, вытирая рукой вспотевший лоб. – Масло взбито, хлеб испечен, пиво сварено – что еще хочет от нас Мина?
– Чтобы мы отправились по ягоды.
Фиона удивленно вскинула брови и взглянула на подругу.
– По ягоды? В самом деле?
Губы Бреаки сложились в лукавую улыбку.
– Именно так она и сказала. На склоне холма созрела черника, а за лугом – голубика.
Фиона снова провела рукой по лбу.
– Ты хочешь сказать, что она больше не заставляет нас стирать пальцы прялкой и слепнуть от вязания? Что мы можем пойти на солнышко и подышать свежим воздухом?
– Собирать ягоды тоже непросто. Мы можем исцарапаться, а твоя нежная кожа потемнеет от солнца…
– Да ты просто смеешься надо мной! – воскликнула Фиона.
– Ага, – ответила Бреака, расплываясь в улыбке. – Я не меньше тебя соскучилась по свободе и свежему воздуху.
Фиона на мгновение задумалась.
– А ты уверена, что это и в самом деле желание Мины, а не происки Бродира? Мне не хочется, чтобы меня снова обвинили в попытке бежать.
– Разумеется, я слышала это от Мины. Думаю, она просто хочет, чтобы мы приятно провели послеобеденное время.
– А как же она сама? Она ведь обещала поменьше работать и почаще отдыхать.
– С ней все в порядке. Сигурд взял детей с собой, а она пока постарается поспать.
Фиона одернула свой балахон.
– Тогда я пойду захвачу повязку на голову: не хочу, чтобы лицо обгорело на солнце.
– И еще корзины, – напомнила ей Бреака. – По крайней мере, мы должны сделать вид, что занимаемся делом.
Фиона расхохоталась и вприпрыжку помчалась к дому.
Выйдя из леса и поднимаясь по склону холма, Фиона запрокинула голову. Когда лучи солнца согрели ее лицо, она невольно вздохнула.
– Какой чудесный день! И как любезно со стороны Мины отправить нас по ягоды – в последний раз я собирала их еще ребенком.
– Она любит тебя.
Фиона недоверчиво посмотрела на свою спутницу.
– Из-за Гуннара?
Бреака кивнула.
– Хотя Мина не может открыто выказывать свою благодарность рабыне, я знаю, что она чувствует.
Слова Бреаки разрушили безмятежное настроение Фионы. Рабыня. Не важно, что она сделала, но для норвежцев она всегда будет низшим существом.
– Даже Сигурд признается, что обязан тебе. Он очень привязан к своему первенцу; если бы Гуннар умер, Сигурда это бы просто убило.
Фиона кивнула, прикидывая про себя, как далеко может зайти благодарность Сигурда. Примет ли он ее сторону, когда Бродир снова станет угрожать ей?
– Ты все сделала правильно, Фиона. – Бреака остановилась, чтобы вытряхнуть из башмака попавший туда камешек. – Я бы не подумала, что это возможно, когда ты впервые появилась в Энгваккирстеде две недели назад, но каким-то образом ты ухитрилась расположить к себе самых влиятельных людей в поселке.
Фиона, приостановившись, поковыряла землю носком башмака. Она совершенно не была уверена, что идея завоевать доброе имя среди норвежцев так уж вдохновляла ее. Разве у нее не было среди них врагов? И все же не должна ли она, вместо того чтобы вечно сражаться с ними, попытаться расположить их к себе? Она не могла не признать, что Бреака отчасти была права.
– Сигурд чувствует себя твоим должником, а Даг – так тот просто от тебя без ума. Я бы ничуть не удивилась, если бы он решил вернуть тебе свободу и взять в жены.
Эти слова Бреаки еще больше покоробили Фиону.
– Свобода – это то, о чем я больше всего мечтаю, – ответила она. – Но только не ценой замужества – на такое я никогда не соглашусь.
– Но ведь Даг всегда нежен с тобой, он тебя так любит. А ты – разве ты сама не любишь его?
Фиона собралась было ответить, но так ничего и не сказала, сообразив, что ей просто нечего возразить. Даг прекрасно к ней относился, да и она испытывала к нему самые теплые и искренние чувства. Но неужели из этого следовало, что она влюбилась во врага?
– Я была бы так признательна тебе, если бы ты рассказала, как тебе удалось завоевать его сердце, – осторожно кашлянула; Бреака. – Конечно, его прежде всего притягивает твоя красота, но я уверена, что здесь должно быть и кое-что еще. Как у вас это происходит в постели? Ты просто соглашаешься делать все, что он хочет, или предлагаешь сама?
Фиона удивленно посмотрела на подругу.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
Бреака покраснела.
– Ни одна женщина, кроме тебя, не сможет рассказать мне об этом. Другие рабыни не имели возможности добровольно познать любовь с воином. Это совсем непохоже на то, чем когда тебя просто… берут. Куда более нежно… и сложно…
