— Тогда не настаивайте на нашем браке, — взмолилась она. — Давайте отложим его.
Мак-Лахлан долго смотрел ей в глаза, и она, затаив дыхание, с надеждой ждала, что он согласится с ней. Но Адриан медленно покачал головой и ответил:
— Я не могу отложить этот брак, Даниэлла.
Голос Адриана был твердым, и девушка с ужасом поняла, что это окончательный ответ.
— Тогда… — начала она, но тотчас же замолчала, так как почувствовала, что задыхается.
— Что тогда? — спросил он, прищурив глаза.
— Я соглашусь. Я дам вам брачную клятву. Я буду вести себя как ангел, и вы не услышите ни одного слова протеста, если пообещаете дать мне немного времени после…
— После? — переспросил Адриан, приподняв от удивления брови.
Даниэлла кивнула, не в силах найти подходящие слова и начиная злиться на него за то, что он ставит ее в такое затруднительное положение, хотя отлично все понимает.
— Я никогда… — начала она и снова замолчала. Ей так хотелось вести себя с достоинством, но его пристальный взгляд смущал ее, и она опустила глаза. — Само понятие брака предполагает… — Девушка набрала в легкие побольше воздуха и начала снова: — Я пока не знаю, что такое физическая близость. Ну, вы понимаете, что я хочу сказать?
— О да, конечно!
Ей захотелось ударить его. Похоже, Адриана веселит ее замешательство. Он вовсе не собирался уступать ей.
— Черт возьми, — сердито начала она, но он снова взял ее за плечи и заглянул ей в глаза.
— Хорошо, Даниэлла, — сказал он. — Свадьба состоится сегодня, и я дам вам время, правда, не знаю сколько, так как не уверен, что выдержу долго.
В его голосе было что-то предостерегающее, но Даниэллу это сейчас мало беспокоило. Главное, что она выиграла время, а там будет видно.
— Чудесно, — прошептала она и, вырвавшись из его рук, побежала к лестнице, желая только одного: поскорее избавиться от него. Она ворвалась в свою комнату, плотно закрыла дверь и прижалась к ней спиной.
Как все странно! Еще вчера она размышляла над тем, что испытывает влюбленный человек, и ей казалось, что она влюблена в Симона. Черт бы побрал этого Адриана! Какое ей до него дело? Ей нравится Симон, и, возможно, она даже любит его.
Любит, но недостаточно сильно, иначе бы совсем перестала думать об Адриане. Нет! Она думает о нем, потому что обижена на него. Он ломает ей жизнь. Он явился причиной падения Авийя, хотя это было еще до ее рождения.
Возможно, она думает о нем еще потому, что всегда была немножечко увлечена им. Но что если она так сопротивляется оттого, что… он уже завладел частичкой ее души?
Адриан действительно хорошо знал крепость Авий, хотя Даниэлла многое здесь изменила с тех пор, как он последний раз был тут, а это было много лет назад.
Девушка знала, что Авий пал, потому что Адриан посоветовал сделать подкоп под его стены. Вот почему она приказала возвести вторую внешнюю стену, и рыцарь был уверен, что ее фундамент заложен достаточно глубоко. Даже если бы враги решили сделать под нее подкоп, то и тогда они попали бы в западню между двумя стенами и могли легко быть уничтожены.
Рем провел Адриана в комнату, большую и просторную, расположенную рядом с хозяйскими покоями. Когда-то, как ему поведали, эта комната принадлежала самой Даниэлле. В то время она была еще маленькой девочкой. С тех пор здесь останавливалось много гостей, и помещение потеряло свою индивидуальность. О самой Даниэлле напоминали только книги, лежавшие стопкой на маленьком резном прикроватном столике. Сейчас эта комната стала его собственной: вдоль стены были расставлены его дорожные сундуки, на крючке висела его мантия, на столе были разложены доспехи, у кровати стоял щит.
Адриан сел у камина, в котором потрескивали дрова, налил себе вина и попытался расслабиться, приняв свободную позу. Дорога была трудной, но и приехав сюда, он сразу попал в переделку. Слава Богу, что он подоспел вовремя. Ему давно следовало бы сюда приехать. Потеря Авийя была бы большой политической и стратегической ошибкой.
А потеря Даниэллы…
Стремясь снять напряжение в теле, Адриан сжимал и разжимал кулаки. Даниэлла из худенькой красивой девочки превратилась в изящную, необыкновенно чувственную, соблазнительную женщину. Она стала еще более независимой, колючей, как дикая роза, но в ней жила все та же девочка с исцарапанными руками, упрямым характером, большим мужеством и силой духа. Как часто в те далекие времена ему хотелось и скрутить ее в бараний рог, и одновременно утешить!
А сейчас…
Она кого хочешь может свести с ума. У Адриана возникло искушение снова хорошенько отшлепать ее.
Но еще больше он хотел дотронуться до нее, подержать в своих объятиях. Овладеть ею.
Он поднял кубок с вином и, обращаясь к огню в камине, честно признался самому себе:
— Если быть откровенным, то я хочу раздеть ее, исследовать каждую частичку ее тела, попробовать, какая она на вкус.
А его ведь когда-то предупреждали, да и сам он был уверен, что со временем Даниэлла станет необыкновенной красавицей; он и раньше знал силу ее чар. Он видел, как, кокетничая с другими мужчинами, она доводила их до исступления. Все они были бы рады положить к ее ногам свои жизни, стоило ей только шевельнуть пальцем. Но Адриан почему-то не предполагал, что с возрастом Даниэлла станет не только поразительно красивой, но еще и необыкновенно чувственной. Глаза — словно драгоценные камни, волосы — длинные и блестящие, черные словно вороново крыло. Никогда в жизни он не встречал женщины более прекрасной. Вернее, почти никогда. Она была очень похожа на свою мать, и, хотя, в те времена, когда юный Адриан сопровождал Ленору в Лондон, он был еще совсем юным, ее красота и изящество заставляли трепетать его сердце. Даниэлла теперь была выше Леноры, такая же стройная, но с более округлыми формами. И характер у нее был более решительный. Она пока не овладела умением держаться с чувством собственного достоинства и не стала такой же элегантной дамой, какой была ее мать, но у нее были для этого все задатки. Уже сейчас девушку отличали скрытая чувственность, страстность, которые легко угадывались во взгляде, движениях и голосе. Выплеснувшись наружу, эта чувственность доведет мужчину до исступления, заставит его испытывать танталовы муки.
Придя к выводу, что он полный идиот, Адриан начал вспоминать о своих отношениях с Джоанной. Он был первым у нее, так же как и она у него. Зная это, он старался быть очень нежным с ней и предельно внимательным. Какое потрясающее, какое чудесное было время, когда они стали любовниками! Джоанна страстно желала его, и для нее не существовало ни отца, ни короля; ей было все равно, куда попадет ее душа — в рай или ад, лишь бы только быть с Адрианом. Джоанна клялась ему, что не испытала никакой боли, да и что такое боль, говорила она, по сравнению с тем, что она готова отдать за него каплю за каплей всю свою жизнь. Адриан уже смирился с ее смертью, но в нем продолжали жить сладкие воспоминания о ней и легкое чувство вины. Возможно, если бы он любил Джоанну так же страстно и самоотверженно, как любила его она, «черная смерть» не коснулась бы их своим крылом и им удалось бы быть вместе. Впрочем, трудно сказать, как сложились бы их судьбы, медь они оба зависели от воли короля.
