Он прошел между деревьями к озеру, которое давно избрал своим любимым убежищем на те часы, когда ему хотелось побыть одному. Нигде он так и не ощущал силу природы, как возле озера. Луна сегодня оставила на его поверхности серебристую дорожку. Почти не было волн.
Он прислонился к дереву, упираясь в ствол одной ногой и скрестив руки на груди. Он глубоко вдохнул воздух, медленно выпустил его из легких и закрыл глаза.
Было трудно разглядеть кого-нибудь в темноте, несмотря на луну, звезды и разноцветные фонарики, развешенные по деревьям. Сначала она подумала, что он стоит где-нибудь, куда не доходит свет. Но протанцевав два танца и ни разу не увидев его, она поняла, что он совсем ушел с поляны, где проводились танцы. Она спросила дворецкого у стола с напитками, но деревенский кузнец, который пытался остудить пыл стаканом пунша, случайно услышал и сказал, что видел, как его светлость прошел за деревья. Он показал, в какую именно сторону.
Он, должно быть, пошел к озеру, догадалась она. Но почему? Вечер еще не закончился. Ему, похоже, все нравилось. Но она знала, почему. Она почти физически почувствовала напряжение, которое возникло между ними, когда они танцевали вальс. Она не могла посмотреть на него или заговорить с ним – хотя они прожили как муж и жена уже целый месяц. Это был самый прекрасный – и самый ужасный – танец в ее жизни.
Он, должно быть, хочет побыть один. Иначе бы он не ушел, не сказав никому ни слова. Она была последним человеком, которому стоило бы его тревожить. Она должна подождать, пока он вернется. Завтра они поговорят. Время пришло. Но не сегодня.
– Вы извините меня? – спросила она, тепло улыбаясь их ближайшему соседу, который пригласил ее на кадриль. – Я кое-что должна сделать.
После этих слов она не могла просто стоять или болтать с теми, кто не танцевал. Мистер Марси решит, что ее слова были предлогом, чтобы не танцевать с ним. Она повернулась и пошла под деревья. После минутного колебания она свернула на дорожку, пытаясь нащупать путь между деревьями. Сверху доходило слишком мало света. Она надеялась, что идет в правильном направлении. До этого она была у озера всего однажды, при свете дня, и рядом шел муж, указывая дорогу.
И тут она увидела свет – лунную дорожку на глади озера. Когда она дошла до берега, то остановилась на минуту, и у нее перехватило дух от восторга. На земле не было ничего прекраснее этого пейзажа.
– Очень захватывает, верно? – сказал он откуда-то из-под деревьев справа от нее.
Она увидела, что он стоит, прислонившись к дереву. Он не сделал ни единого движения навстречу ей.
– Ты хотел побыть один, – сказала она. Глупое замечание. Если она знала это, то почему не оставила его, уважая его право на одиночество? Он прислонился затылком к стволу дерева. Она решила, что у него закрыты глаза, хотя не могла полностью разглядеть его.
– Я вспоминал старую мечту, – сказал он.
– Какую? – спросила она.
– В детстве я был мечтателем, – сказал он. – Мечтал о самом невозможном. Придумывал приключения, в которых обязательным условием была личная свобода. Наверное, потому что она была отнята у меня с самого рождения. Часть общего бунта, которым было отмечено все мое детство. Но была еще одна мечта, которой я предавался, когда стал юношей. Она не умирала дольше, чем остальные.
Он замолчал, но она не торопила его. Она просто стояла и смотрела.
– Я мечтал о том, чтобы жить здесь, – продолжил он. – Ты была права, когда сказала, что я люблю этот дом. Он стал частью меня. Но я мечтал о том, чтобы жить здесь не как герцог Бриджуотер, ответственный за землю и людей, живущих на ней. Я хотел жить здесь как простой человек. С женщиной. И с детьми.
Она почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди и горле. Она никогда не видела его таким уязвимым. За последний месяц он немало рассказал о себе. Но она чувствовала, что он все еще скрывает от нее часть своей души.
– Я тогда еще был достаточно молод, – снова заговорил он, – чтобы верить, что где – то там меня ждет женщина, которая предназначалась мне еще до того, как мы оба появились на свет. Это была хорошая мечта. Но в то же время наивная и печальная. Ее скоро пришлось забыть.
– Почему? – спросила она и сделала несколько несмелых шагов навстречу ему. – Ты больше не веришь в любовь?
Он открыл глаза и улыбнулся ей. Но ничего не сказал.
– Я думаю, – сказала она и подошла так близко, что могла бы дотронуться до него, хотя не стала делать это, – что ты самый способный на любовь человек, которого я когда-либо знала.
Эти слова удивили даже ее самое. Но слушая, как они затихают в воздухе, она поняла, что сказала правду. И она знала, что в них – ответ на все те вопросы, которые мучили ее со дня их свадьбы, со дня того мучительного признания, которое он сделал в карете.
Он усмехнулся.
– У моего отца было любимое библейское изречение – о том, как человек отдает свою жизнь за жизнь друга, – сказала она. – Ты знаешь его? «И нет любви превыше этой». Ты пожертвовал всем ради меня в тот день после нашей свадьбы, Алистер.
– Я просто признался в том, в чем нужно было признаться еще месяц назад, – возразил он. – И сделав это, я сделал несчастными и тебя, и себя.
– Нет. – Она подняла голову и коснулась его груди руками. Она почувствовала, что он вздрогнул. – Я получила дар знания и свободы, Алистер. И ты продолжаешь одаривать меня каждый день. Ты позволил мне узнать тебя и твоих людей. Ты позволил мне войти в свою жизнь. Ты не накладывал на меня никаких уз. Ты знаешь, не правда ли, что я хоть завтра могу попросить у тебя карету, чтобы перевезти свои вещи и уехать самой в Синдон-Парк. И остаться там навсегда.
– Не уезжай, – сказал он. Он по-прежнему стоял, прислонившись головой к дереву. Его глаза были закрыты.
– Но ты не остановишь меня, если я решу уехать? – спросила она.
Она слышала его тяжелое дыхание. Долгое время он не отвечал. Она ждала.
– Нет, – сказал он наконец.
– Почему нет? – Она прислонилась головой к его груди.
– Я не стану удерживать тебя против твоей воли, – сказал он.
– Почему нет? – Ее глаза были закрыты.
– Потому что лучше я вообще буду жить без мечты, чем с оскверненной мечтой, – сказал он. И добавил еще тише:
– Потому, что я люблю тебя.
После этих слов она расплакалась. Ну почему, именно тогда, когда нужно что-то сказать, она плачет? Она чувствовала, как его руки легко легли на ее затылок и пальцы начали нежно перебирать волосы. Она почувствовала, как он наклонился и поцеловал ее в макушку.
– Не плачь, – сказал он. – Все хорошо. Все будет хорошо.
– Алистер… – Она смотрела на него заплаканными глазами, ее голос дрожал. – Эта мечта не станет оскверненной. Я осуществлю ее вместе с тобой. Ты, наверное, никогда не поймешь, как это чудесно – знать, что ты можешь сказать «нет». Как это чудесно для женщины. Потому что я знаю, что если могу сказать тебе «нет», то я свободна и для того, чтобы всем сердцем сказать «да».
