– Выглядит устрашающе, – она все еще озабоченно смотрела на его руку. – А вы вполне уверены…
– Вполне. Ну, идите же. Ведь это не меня нокаутировали сегодня ночью – до потери сознания. Мне надо винить только собственную неловкость.
– И привидение, которое вас стукнуло, – ехидно добавила Дафна, но в остальном повела себя достаточно послушно, когда он легонько подтолкнул ее в дом.
Он проводил ее наверх, до двери комнаты. В камине еще горел слабый огонь, освещая ей путь.
– Подбросьте еще поленце, – распорядился он. Она обернулась.
– Уж не собираетесь ли вы оставаться на ногах и поглядеть, не случится ли еще что-нибудь? – обвиняющим тоном спросила она.
– Вряд ли что-нибудь случится. Во всяком случае, в эту ночь. Час уже слишком поздний. Любой уважающий себя призрак должен был бы уже давно забраться в свое логово. Кроме того, каждый из них уже нанес нам визит.
Она усмехнулась.
– Но если вы что-нибудь услышите, дайте мне знать, хорошо?
– Обещаю.
– И вы позаботитесь о своей руке?
– Рука мне слишком нужна, чтобы я мог оставить ее без ухода.
С этими словами он ушел в свою комнату и там быстро, но умело забинтовал руку.
Хороший глоток бренди помог бы поскорее заснуть, решил он. Поиски бутылки привели его в кухню, где в буфете нашлась одна. Вооруженный этим средством, он вернулся к себе, забрался в постель и постарался, чтобы ночные кошмары с видением Дафны, неподвижно лежащей в снегу, не слишком преследовали его в те немногие часы, что остались от ночи.
* * *
Дафна проснулась мгновенно, настороженная, лихорадочно перебирая в памяти все события минувшей ночи. Джордж и его посетители, Луиза со своим Монти, выразительный взгляд, которым Элспет обвела представшую ей сцену. И мистер Карстейрс.
Воспоминание о его сильных руках, которые поддерживали ее и защищали, накатывали на нее горячей волной. Он сделал это просто потому, что им было очень холодно, разве не так? Она не могла позволить себе вникать в подробности собственных ощущений. Это было бы неразумно: ведь она сама выбрала свой жизненный путь; она посвятила себя благородной цели и приносит людям пользу; и она не позволит джентльмену, который вошел в ее жизнь на столь короткий срок, потрясти самые основы ее существования.
Отрешиться от мыслей о нем ей не удалось, и тогда она сосредоточилась на его больной руке. Достаточно ли плотно он ее забинтовал? Ему очень больно? Он нипочем в этом не признается, но она была уверена, что да. Она бы все сделала, что от нее зависит, чтобы помочь ему… только, конечно, так, чтобы он об этом не знал. Она быстро оделась и поспешила вниз, стремясь скорей увидеть его… или, скорее, твердо напомнила она себе, стремясь удостовериться, что он как следует обработал ушибленное место.
Он все сделал как надо; в этом она вскорости убедилась. Более того, он умудрился быть на высоте во время утренней службы. Ей бы и в голову не пришло, что ночью ему сильно досталось, если бы она не знала об этом. Его выдавала только полоска ткани, закрепленная между большим и указательным пальцами, но, по-видимому, никто не обратил на это внимания. Мистер Карстейрс, подумала она, не нуждается ни в чьей помощи. В том числе и в ее. Подавленная на нет, просто уставшая от ночи, богатой событиями, она проследовала в класс с первой группой своих учениц.
Лучше бы она проспала эти полтора часа, решила она, когда урок закончился. Ей действовали на нервы злобные взгляды Марианны Сноудон, которыми эта юная леди сопровождала собственные попытки нарисовать портрет Джейн. Дафна усадила сестру на кушетку в задумчивой позе, с открытой книгой на коленях. Джейн то и дело забывалась, начинала читать и перелистывать страницы или принимала более удобную позу, и это делу никак не помогало.
Да и ей самой не хватало собранности, напомнила себе Дафна. Несмотря на все ее наилучшие намерения, ее мысли то и дело возвращались к мистеру Карстейрсу. Он что, избегал разговоров с ней перед завтраком? Или просто так получилось, что между ними оказалось так много девочек? Она ни в коем случае не поставила бы его в неловкое положение – не стала бы привлекать внимание к его пострадавшей руке, раз он столь очевидно этого не хотел.
И ей некого было винить, кроме себя самой, в том, что с ним случилось. Если бы он не заботился о ней, не взялся решать ее проблемы, он бы сейчас наслаждался уютом в доме Чемпфорсского викария, в обществе ее дяди Тадеуса; вероятно, он уже кончал бы свою диссертацию и с удовольствием предвкушал возвращение в Оксфорд…
Она заставила себя вновь обратиться к своим обязанностям и принялась переходить от одной девочки к другой; кому-то она делала замечания, другим бросала два-три словечка похвалы. Когда она дошла до Луизы Тревельян, девушка подняла на нее глаза, слабо улыбнулась и сразу же возобновила свои художественные попытки. Работа была посредственной, решила Дафна, но приемлемой.
Зато вид у самой Луизы был совсем нехорош. В это утро манеры девушки были смиренными и чуть ли не раболепными, как будто она – благородная мисс, которая выслушала суровый выговор и твердо решила впредь никогда не давать ни малейшего повода для недовольства. Дафна прекрасно знала, что это совсем не в характере Луизы. Жизнерадостная мисс Тревельян иногда вела себя так, что порой вся школа ходила ходуном. Короткий разговор в библиотеке не мог привести к таким разительным переменам. Это могло означать только одно – что она опять что-то затевает.
Дафна вздохнула и двинулась дальше. Надо будет получше присматривать за красавицей, хотя по ее милости и так уже стряслось немало.
После ленча уроков у Дафны не было. Радоваться этому не приходилось: вечерние занятия стали ненужными, когда так заметно убавилось число учениц. Однако зато она могла уделить внимание прочим своим обязанностям. Она навела порядок в рисовальном классе и отправилась поискать чего-нибудь съестного.
Мистера Карстейрса не было видно. Хотелось бы, конечно, надеяться, что он спит, но, скорей всего, он засел за своего драгоценного Геродота. Она решительно отмела все мысли о нем, но, как назло, они тут же возвратились.
Никуда это не годится, что он так сильно занимает ее… и следует признать, что дело не только в его ушибленной руке. Он был совершенно не похож ни на кого из джентльменов, которых она знала. Он ее смешил, он приносил ей облегчение, он приковывал к себе ее мысли больше, чем кто бы то ни было. А когда он касался ее…
Нет, не будет она перебирать в памяти эти будоражащие и совершенно восхитительные ощущения, которые он вызывал в ней. У него своя жизнь, а у нее – своя… если она сможет убедить дядю Тадеуса, чтобы он позволил ей здесь остаться. Она не будет думать о том, каким способом мистер Карстейрс внушил ей стремление разделить с ним свое бремя и позволить, чтобы он взвалил эту ношу к себе на плечи… сильные плечи, это правда.
