– Жерве, – сказала она, протягивая гостю обе руки. Взгляд молодого человека, столь красноречиво говоривший о его восхищении, бальзамом пролился на ее душевные раны. – Как мило с вашей стороны прийти незамедлительно.
Жерве Десаз учтиво поклонился и направился к стулу, стоявшему ближе всего к хозяйке дома.
Луиза Пельтье в какой-то степени доверяла Жерве Десазу. Тот приехал в Фалмут несколько недель назад и поселился у общих друзей, таких же, как и они, беженцев из Франции. И поскольку большую часть времени Луиза была предоставлена сама себе, а Десаз оказался интересным и внимательным собеседником, они подружились. На самом деле Луизе стоило определенного труда завязать эти отношения: Десаз был знаком с принцем Уэльским и в ее положении было бы непростительно глупо пренебрегать любой возможностью приблизиться к столь высокородной особе.
– Вы все еще собираетесь ехать в Брайтон? – спросила Луиза, сразу переходя к делу.
– Завтра, как я уже, если не ошибаюсь, упоминал. – Молодой человек бросил на Луизу проницательный, понимающий взгляд.
– А что, если я навяжусь к вам в попутчицы?
На красивом лице Десаза отразилось удивление.
– С удовольствием, дорогая. Но чем объясняется изменение ваших планов?
Луиза улыбнулась и покачала головой.
– Ennui,[52] Жерве. Она убьет меня, если я не избавлюсь от нее. Кроме того, вы так красочно описали мне Брайтон, что мне вдруг очень захотелось побывать там. – Француженка мило надула губки. – Или, быть может, вы подшучивали на до мной, когда обещали познакомить со своими друзьями?
Десаз мрачно улыбнулся.
– Вы несправедливы ко мне. Но как же Дайсон? Его светлость присоединится к нам позже?
Луизе незачем было приписывать себе добродетели, которыми она не обладала, да и не хотела обладать. Все прекрасно знали, что она была любовницей герцога Дайсона.
Француженка тяжело вздохнула.
– К сожалению, Кэм сейчас не может покинуть Данраден. Возможно, я уже говорила, что девочка, на которой он женился, нуждается в постоянном присмотре.
Луиза мало, что рассказывала Десазу о жене Кэма, хотя и чувствовала живой интерес за якобы случайными вопросами, которые он ей задавал. Теперь же, когда ей с таким пренебрежением дали conge, она больше не видела причин проявлять сдержанность. Луиза улыбнулась какому-то личному воспоминанию, а мгновение спустя уже прикрывала рот рукой, чтобы громко не расхохотаться. Вскоре женщина принялась рассказывать анекдоты о Габриель, над которыми Десаз хохотал от души.
Однако за беззаботным весельем собеседника скрывалась напряженная работа мысли. Становилось очевидно, что Луиза Пельтье – брошенная любовница, хотя и пытается нарисовать гораздо более лестную для себя картину. В то, что она начала разочаровываться в своем покровителе, француз не поверил ни на секунду, хотя и старательно скрывал свой скептицизм.
Попрощавшись с мадемуазель Пельтье и пешком возвращаясь в недалеко расположенные собственные апартаменты, Десаз размышлял, как наилучшим образом использовать только что полученную информацию. Любые сведения о герцоге Дайсоне могли еще больше упрочить его дружеские отношения с мистером Фоксом и принцем Уэльским. Да и обиженная женщина, если ее умело направить, может оказаться весьма полезной.
Что касается молодой жены герцога, Десаз очень внимательно отнесся к тому немногому, что рассказала Луиза.
Жерве подумал, что его начальника, Фуше, заинтересует эта информация. Несомненно, следует завязать знакомство с юной герцогиней. Но как это сделать? Постепенно в голове Десаза, созрел план. Говорить об этом с мистером Фоксом нужно очень осторожно. О его собственной заинтересованности в герцогине Дайсон не должны заподозрить.
Побег. Она могла думать только об этом. Безусловно, Габриель страшно было одной отправляться в опасный путь домой. Но еще страшнее было оставаться в Данрадене его пленницей. Ах, если бы, почти в истерике думала девушка, она подавила тогда свое нелепое любопытство, приведшее ее к нынешней отчаянной ситуации. Теперь Габриель жалела, что ей вообще пришло в голову попытаться стать настоящей женщиной, и еще больше жалела, что не родилась мальчиком. Тогда англичанин не целовал бы ее. И этот голодный взгляд, который она с удивлением замечала все чаще и чаще, был бы устремлен на какую-нибудь другую леди. Девушка была уверена, что не понимает, какая слабая струна в ее душе заставляет ее содрогаться при мысли, что англичанин может целовать кого-нибудь другого. Пресвятая дева, что же с ней происходит?
Габриель намотала на плечо веревку, надела пару плотных кожаных перчаток и перелезла через подоконник. Тупой нож для разделки мяса ей, к сожалению, пришлось оставить. В прошлый раз он чуть не выпал у Габриель из-за пояса брюк, и теперь, решив совершить настоящий побег, она не стала рисковать. Кроме того, в качестве оружия или инструмента нож был бесполезен. С его помощью не удалось даже до половины разрезать веревку, когда Габи решила укоротить ее. Веревка была громоздкой и делала спуск по стене еще опаснее.
Шаг за шагом Габриель кралась по каменному выступу, прижавшись спиной к стене. Теперь или никогда. Этой ночью англичанин уехал из дому, а несколько дней назад с ней тепло попрощался лорд Лэнсинг. Бдительность слуг была ослаблена как никогда. Габи уже не представится более удобного случая сбежать от похитителей. К тому же она была в идеальной физической форме. Что же тогда, черт возьми, ее тревожит? Чем объяснить это непонятное нежелание покидать угрюмую крепость, которая стала для нее тюрьмой?
«Волны, – подумала Габриель. – Вот, должно быть, причина». Вполне естественно, что ей не хочется выходить за надежные стены Данрадена туда, где предательские волны грозили снести все на своем пути. Габриель наблюдала за морем и теперь знала с точностью до минуты, насколько быстро волна прилива мчалась к берегу, к самому подножию замка, чтобы превратить Данраден в настоящий остров посреди бушующего моря. Водоворот в Кодебеке, по ее мнению, был не таким пугающим.
Выступ заканчивался довольно высоко от ближайшего яруса западной башни. Будучи в отличной форме, Габриель легко приземлилась на подушечки пальцев, безошибочно восстановив равновесие. Она быстро обвязала пеньковый канат вокруг одного из зубцов башни и вскоре уже проворно спускалась к скалам. Габриель не чувствовала ни боли, ни неудобств. Она испытывала почти животное наслаждение, ощущая напряжение упругих мышц и сухожилий, натренированных на скорость и выносливость. Но мысли Габриель занимал полный опасностей путь, который она наметила для себя.
