Ознакомительная версия.
Но поскольку Николь никак не могла согреться даже после того, как растерлась полотенцем, приходилось выбирать: либо облачиться в этот саван, либо надеть единственный комплект чистого белья и платье, а потом не только просить Лукаса застегнуть его, но и расстегнуть, когда она будет ложиться спать…
– Черт с ним! – вслух решила она и влезла в ночную рубашку с чересчур длинными рукавами, так что из-под кружевной оторочки едва виднелись кончики ее пальцев, затем быстро накинула халат с лифом, вышитым глупыми желтыми розочками.
Николь видела ночные сорочки своей матери и, быстро поняв, что предпочитает ощущение на теле шелка или атласа, придирчиво выбирала себе белье в лавках на Бонд-стрит. Неужели Лидия не могла упаковать ее ночной комплект из желтой рубашки и такого же пеньюара с отделкой из венецианских кружев вокруг ворота, на манжетах и на подоле?!
Иногда ее сестра была такой… такой несообразительной.
Николь приподняла волосы и, чтобы предохранить халат от влаги, накинула на плечи последнее сухое полотенце.
Порывшись в сумке в последний раз, она извлекла маленький ящичек с зубной щеткой, зубным порошком и гребень из черепахового панциря, оправленный в серебро, и принялась расчесывать волосы, рывками расправляя спутанные пряди, так что слезы выступали на глазах.
Наконец, приведя голову в более или менее приличный вид, она быстро перебежала комнату – стараясь не глядеть в зеркало, чтобы не испугаться собственного отражения, – и, не утруждая себя стуком, вошла в комнату Лукаса.
Лукас только что стянул с себя сюртук – и не без труда, поскольку тот сидел на нем как влитой, и он даже пожалел, что рядом нет камердинера, хотя никогда бы не признался в этом Николь.
Для снятия сапог ему тоже пришлось применить специальное приспособление, что было истинным оскорблением для превосходной кожи, но не просить же у девушки помощи после ее насмешливого замечания! Затем он снял жилет, шейный платок и расстегнул на рубашке две верхние пуговки.
Он не стал надевать халат, чтобы не шокировать Николь – достаточно того, что он встретит ее без сапог.
Едва он успел умыться, как услышал скрип двери, ведущей в смежную комнату. Обернувшись, он увидел Николь, входящую с вызывающим видом, будто предостерегая его от легкомысленных замечаний.
И Лукас ничего не сказал.
Он просто рухнул в кресло перед камином и расхохотался.
– Право слово, в жизни не видывал более надежных доспехов! – признался он, разглядывая ее странное облачение, скрывающее стройную фигуру. – Николь, вам достаточно было просто сказать «нет»! Хотя мы с вами находимся наедине, я не собираюсь навязываться вам силой.
– Это халат Лидии, – гневно, сверкнув в его сторону глазами, возразила она и подошла к столу у окна. – Это она говорит вам «нет». А я, кажется, еще не знаю, как это делать. Но если вы не перестанете надо мной смеяться, то я быстро научусь.
– Прошу прощения, – сказал он, вставая. – Позвольте мне помочь вам.
Он снял крышки с блюд. Им подали целую груду нарезанной ветчины, четверть круга домашнего сыра, сливочное масло, хлеб и небольшую тарелку с клубникой, политой сливками.
Николь ухватила за черенок и отправила в рот одну ягодку, с которой упала на подбородок капелька сливок, что вызвало у него невероятное искушение слизнуть ее с нежной кожи.
– Думаю, мне лучше забрать ветчину к себе в комнату. – Она положила несколько ломтиков на тарелку. – Мне нужно хорошенько высушить волосы, а то подушка намокнет, и к утру сырые волосы еще больше спутаются. Они слишком густые, поэтому долго сохнут.
– Оставайтесь здесь, – сказал он, тоже накладывая себе ветчины, добавив еще несколько ломтиков сыра. – Я уже позвонил и попросил убраться в вашей комнате после того, как вы приняли ванну. А затем вы сможете вернуться к себе.
Николь не стала возиться с ножом и вилкой, а просто свернула рулетом и положила в рот порядочный кусок ветчины. Господи, какая очаровательная непосредственность! Она с аппетитом прожевала его и спросила:
– Вы не собираетесь просить меня остаться?
Ну что ей ответить? Если он скажет «нет», то солжет. Если скажет «да», это будет означать, что он пользуется своим преимуществом. Черт, он и без того находится в более выигрышном положении по отношению к ней – он старше, опытнее и, предположительно, мудрее.
– Видите ли, Николь, обстоятельства… – наконец проговорил он. – Сегодня нас свели вместе обстоятельства. Но это не значит, что здесь непременно что-то должно произойти.
Она внимательно посмотрела на него, потом взяла свою тарелку и удалилась к камину. Опустившись на коврике на колени, она поставила тарелку на пол.
– Мне нужно высушить волосы.
Она придвинулась к огню, склонила голову набок, и волнистая черная масса волос свесилась почти до пола. Затем она старательно промокнула волосы полотенцем, отложила его и вынула из кармана большой массивный гребень.
А потом, будто Лукаса и не было в комнате, она стала тщательно расчесывать эту пышную блестящую гриву, то поднимая волосы вверх, то сбрасывая вниз, подставляя их теплу, и тогда сквозь черную завесу ее волос, словно звездочки на ночном небе, просвечивали искорки пламени.
Лукас с замирающим сердцем смотрел, как это будничное занятие превращалось ею в видение, достойное кисти художника.
Она выглядела непорочной девой в этом наглухо закрытом длинном пеньюаре, из-под которого не видно было даже кончиков ее пальцев. И все-таки каждый раз, как она поднимала руки к голове, он видел очертания ее полных грудей, восхищался тем, как мягкая ткань облегает плавные линии ее бедер. Эта девушка обворожительна, как сирена на скале, завлекающая древних моряков на верную смерть.
Он не был Одиссеем с его командой моряков, которые привязали бы его к мачте, помогая устоять против призыва сирен. Он был обыкновенным мужчиной, мечтающим о Николь с тех пор, как на Бонд-стрит она впервые подняла на него взгляд и улыбнулась, лишив его дара речи.
Подойдя к ней, Лукас опустился рядом на колени и забрал у нее гребень.
– Позвольте мне… – сказал он и не узнал своего голоса, едва сознавая, что у нее просит.
Николь снова быстро тряхнула головой, и волосы гладкой завесой упали ей на плечи.
Они были еще слегка влажными и горячими от огня. У него покалывало в кончиках пальцев, когда он медленно погрузил зубцы гребня в эту тяжелую черную массу.
Николь откинула голову назад, вздохнула и едва ли не замурлыкала, как довольный котенок.
– Как хорошо, – блаженно прошептала она. – Рене дергает волосы, поэтому обычно я расчесываю их сама. Но мне нравится, когда это делает кто-то другой. Становится так… так уютно. Может быть, я все же не стану их подстригать.
Ознакомительная версия.
