Видя, что хозяин молчит, он решил прийти ему на помощь и, откашлявшись, осторожно спросил:
– Лимонад, сэр?
Натали понимала, что вела себя как трусиха. По-другому ее поведение и не назовешь. Уже на полпути домой она вдруг вспомнила две вещи: во-первых, она должна была навестить Сару, а во-вторых, возвращаться в Кросби-Холл, откуда она всего полчаса назад убежала в Ларкспер, просто нелепо. Если она и впредь будет поддаваться своим порывам, она в самом ближайшем будущем начнет бегать по кругу.
Устыдившись, Натали остановилась и глубоко вздохнула, потом решительно повернулась и направилась в Ларкспер. Сердце тревожно ныло в груди, но она не обращала на это внимания. Она навестит Сару. Она собиралась это сделать и сделает.
Поднявшись по поросшему травой склону холма, она бросила взгляд на изящный дом лорда Малкома и с удивлением поняла, что она с трудом его видит: слезы застилали глаза. Только этого не хватало! Натали раздраженно вытерла глаза руками. Плачут либо слабаки, либо дети. Она, Натали Уиттакер, ни к тем, ни к другим не относится, и не станет она плакать! Пусть привычный мир, в котором она жила до сих пор, распадается на части, она все выдержит. И когда-нибудь, мрачно пообещала она себе, будет с улыбкой вспоминать это ужасное утро.
«Чего вы боитесь?» – спросил ее Малком. И в самом деле, чего? Только та, у кого не все дома, испытает ужас при мысли о том, что ей, быть может, придется выйти замуж за человека, которого она любит. Ну и ладно, пусть у нее не все дома, пусть она круглая дура, но она не может заставить себя быть другой. Она не осмелилась признаться Малкому в том, чего боится: разрушить дружеские отношения, которые только-только начали между ними зарождаться. Разве можно надеяться на счастливую семейную жизнь, если выходишь замуж лишь потому, что нет другого выхода? И если на тебе женятся не по любви, а оттого, что «так удобно»? Что с ней станет через некоторое время? Очень может быть, что она превратится во вторую Кэтрин, а этого Натали ужасно боялась.
Она, конечно, не будет прыгать с парапета. Но выйти замуж за Малкома, любить его так, как она его любит, и знать, что, как и в первый раз, он женился на ней из удобства… При одной мысли об этом Натали вздрогнула. Он презирал Кэтрин. Что, если, узнав о любви Натали к нему, он станет презирать и ее?
Правда, она не знает, что вызывало в нем презрение – чувства первой жены или ее поведение. Насколько она могла судить, поведение Кэтрин было продиктовано не любовью, а желанием целиком подчинить себе мужа. Впрочем, она судит об этой женщине лишь со слов Малкома, у которого свое видение проблемы. Что, если Кэтрин его и в самом деле любила, а он, незнакомый с этим чувством, просто ее не понимал? Он ведь сам упомянул в разговоре с Натали, что такое возможно.
А теперь решил, что единственный способ завоевать ее сердце – это сказать, что он ее любит. При воспоминании об этом ужасном разговоре Натали содрогнулась. Какую же глупость она совершила, признавшись в своем самом сокровенном желании – выйти замуж по любви! Теперь, зная ее тайну, он может использовать это в своих интересах. Но отвратительнее всего то, что его насквозь пропитанное фальшью заявление отравило самые замечательные мгновения ее жизни.
Она давно мечтала о том, чтобы Малком ее поцеловал, с грустью думала Натали. Но правильно делала, что боялась этого поцелуя. Как она и предполагала, он оказался восхитительным. Но, как она и опасалась, Малкому удалось угадать ее истинные чувства. И он решил, что обязан ответить на них, заявив, будто любит ее. Он хотел, чтобы она в это поверила! О Господи! Да ведь он совсем недавно уверял ее в том, что сомневается в существовании любви! Что о нем лишь пишут в книгах и слагают стихи.
Вспомнив об этом, Натали с отвращением покачала головой. Кто бы мог подумать, возмущенно размышляла она, что после всего того, что Малкому пришлось пережить во время своей первой женитьбы, он станет употреблять слово «любовь» только для того, чтобы добиться своего? Ей очень хотелось ему заявить: «Не считайте меня второй Кэтрин!»
Добравшись до Ларкспера, Натали вошла, как частенько делала, через балконную дверь в музыкальную комнату, а уже оттуда поднялась по лестнице в детскую. После своего злосчастного падения Сара быстро шла на поправку, и с каждым днем становилось все труднее держать ее дома. Заглянув в комнату, Натали увидела, что она сидит на стуле с высокой спинкой и беспокойно вертится, мешая няне ее причесывать. Рука девочки все еще была в гипсе.
– Миссис Мамблз считает, что сегодня ей можно выйти в сад, – объявила она.
– Миссис Мамблз может оставить свое мнение при себе, – решительно заявила няня. – Тебе же хочется поскорее поправиться?
– Да. Но почему я не могу поправляться в саду?
– Потому что мистер Картер сказал, что тебе нужен покой. Перестань, Сара, прошу тебя! Ты уже большая девочка и не должна хитрить.
– Но я буду хорошо себя вести. Буду сидеть тихо, как мышка. Ты ведь можешь причесывать меня и в саду.
– Нет, я буду причесывать тебя здесь. Сиди смирно, детка, я уже почти закончила.
– А миссис Мамблз хочет… ой!
– Ну, что я тебе говорила? Если будешь сидеть смирно, тебе не будет больно.
И тут Сара повернулась к двери, где стояла Натали, и лицо ее просияло.
– Посмотри, няня!
Няня встревожено обернулась, и Натали улыбнулась им обеим.
– Доброе утро, дамы, я вам не помешаю? Личико Сары засветилось счастьем.
– Мисс Уиттакер пришла! – Вскочив со стула, она устремилась к Натали. – Мисс Уиттакер, вы должны поговорить с миссис Мамблз. Ей ужасно скучно.
Внезапно Натали ощутила какое-то странное чувство. Она и сама не могла понять, что это за чувство и откуда оно взялось, однако поразмыслить об этом не успела: Сара уже подскочила к ней, схватила за руку, потянула за собой, увлекая туда, где лежали ее игрушки, о чем-то оживленно щебеча, словно и не падала никогда с лестницы, и не лежала потом, испытывая острую боль. И Натали решила, что подумает об этом позже, когда у нее будет время.
Няня воздела глаза к потолку, давая Натали понять, что не одобряет того, что ребенок слишком возбудился, однако ни ругать малышку, ни заставлять ее снова сесть на стул, чтобы закончить ее причесывать, она не стала. Натали покорно шла за девочкой.
Она понимала, как нелегко приходится малышке: подружек у нее не было, да еще рука не зажила до конца, а потому все только и делали, что заставляли ее сидеть на месте, не разрешая ни бегать, ни играть. Кроме того, если уж говорить откровенно, Натали нравилось играть с Сарой не меньше, чем Саре с ней. Ей нравилось наблюдать за тем, как на выразительном личике ребенка отражаются ее чувства, она не уставала восхищаться ее умением изобретать самые причудливые игры. Фантазия ее была безграничной. Натали нередко ловила себя на том, что ей стоит больших трудов запомнить все правила, которые придумывает Сара.
