– Принять это? Да ни за что на свете! Это – отвратительное извращение, которого никто не захочет принять.
– Белл принимает меня. Почему ты не можешь? Стивен медленно, очень медленно перевел свой уничтожающий взгляд на Белл:
– Ты знала?
– Да, – ответила она, с вызовом вздернув подбородок.
– И почему же ты мне не сказала?
– Не мое дело раскрывать чужие тайны, Стивен. Теперь ты знаешь. Но ты, кажется, упускаешь из виду один очень важный факт.
– Какой же именно? – спросил он с горькой усмешкой.
– Как бы ни возмущал тебя образ жизни Адама, он по-прежнему остается твоим братом.
Стивен посмотрел на нее, потом на Адама.
– Уже нет, – выдавил он. И большими шагами вышел из кабинета.
Белл и Адам, поглощенные своими мыслями, посмотрели ему вслед.
– Ты в нем не нуждаешься, Адам, – сказал Том с дивана.
– Нуждаюсь, – не оборачиваясь, ответил тот. – И гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Он – вся моя семья. – Опустив голову, Адам добавил: – Я думаю, тебе лучше уйти.
Том неуклюже поднялся с дивана. В дверях он повернулся и хотел было что-то сказать, но Адам сразу же оборвал его:
– Ни слова больше. Уходи!
Том с негодующим видом повиновался.
Адам и Белл остались вдвоем в опустевшей комнате.
– Ты, наверное, услышала из-за стены весь этот галдеж?
– Нет, – прошептала она, – я и понятия не имела, что у вас творится. К нам пришел какой-то человек и говорит, что должен измерить мой танцевальный зал, чтобы определить места для цветов. Я явилась, чтобы потребовать объяснений.
– Это, наверное, для приема, который устраивает Стивен, – устало вздохнул Адам. – Он не предупредил тебя об этом своем намерении?
– Для приема? – удивилась Белл. – Какого приема?
Адам все еще смотрел на дверь:
– Прием устраивается по случаю Дня святого Валентина – твоего дня рождения.
Голова у нее пошла кругом. Стало быть, Стивен хочет устроить прием в честь ее дня рождения.
Она пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за спинку дивана.
1877 год
Ренвилл
День святого Валентина. Наконец-то наступил ее день рождения!
Когда она проснулась, отец уже ушел на работу. Вернется он только к обеду.
У нее достаточно времени, чтобы подготовиться к празднику.
Итак, ей исполнилось тринадцать. Магическая дата, когда детство остается позади, так по крайней мере всегда говорила ее мать.
Невыразимая грусть наполнила ее.
– О мама! – прошептала она в тихой комнате.
Хотя это был ее день рождения, она приготовила особый подарок и для своего отца – подарок, который должен был ему понравиться. Белл уже представляла, как засверкают его серебристо-голубые глаза, когда, вернувшись домой, он развяжет бечевку и развернет коричневую оберточную бумагу.
Все утро, убирая дом, готовя праздничный обед, выпекая пирог, Белл пребывала в радостном возбуждении. Так хотелось видеть, с каким лицом он войдет в дом. Конечно, кухарка она никудышная, тут уж ничего не поделаешь, но зато он должен обрадоваться ее подарку.
Она вдруг с улыбкой подумала, что он, вероятно, принесет ей мятную конфету. Но в конце концов это не имеет значения, важно другое – то, что с этого дня они начнут новую жизнь.
Покончив с пирогом, она вновь принялась за уборку.
Наконец все дела были переделаны, и Белл надела одно из укороченных ею платьев матери. В нем она почувствовала себя взрослой. Напевая одну из любимых песенок матери, девочка заскользила по полу, представляя, как будет танцевать с отцом.
Пока отец работал, она практиковалась и достигла больших успехов. Юная принцесса на хорошо отполированном паркете не могла бы танцевать с большей легкостью и грациозностью, чем она.
Но время шло, а ее отец все не появлялся, и в конце концов она присела на деревянную скамью и стала гладить бумагу, в которую был завернут подарок для отца.
Полдень уже давно миновал, когда девочка услышала на крылечке шаги отца. Когда он вошел в дверь, она сразу вскочила.
Не говоря ни слова, он остановился в дверях. И с каменным лицом оглядел ее платье. Ее сердечко замерло, когда она не увидела на его губах той улыбки, на которую рассчитывала.
Ее шея и щеки залились румянцем. Услышав какое-то потрескивание, она неловко кинулась к плите.
– Тушеная говядина! – с наигранной бодростью пропела она.
Никакого ответа.
– С подливой и лучком, – добавила она, начиная отчаиваться. – Ты же ее так любишь!
Он все еще не двигался, но его бледно-серые глаза сузились.
Из-за его спины, вытесняя тепло, в комнату лился холод. Белл закрыла тяжелой крышкой чугунный горшок и кинулась к столу.
– Я знаю, что сегодня мой день рождения, но у меня есть подарок и для тебя.
Но отец только стоял и смотрел. В несколько отчаянных рывков Белл содрала обертку с нарисованного ею портрета.
Когда она показала его отцу, тот глубоко вздохнул.
– Мадлен… – прошептал он, глядя на изображение женщины, очень похожей на Белл.
– Да, папа, я нарисовала этот портрет для тебя, – сказала Белл, чувствуя, как в груди у нее распускается крошечный бутон надежды.
Оторвав взгляд от портрета, отец медленно посмотрел на нее. Но в его глазах она не увидела ни радости, ни любви. И надежда угасла, оставив после себя мучительную боль. В этот день она с недетской ясностью поняла, что вопреки ожиданиям ничто в ее жизни уже никогда не наладится.
1894 год
Бостон
Белл с трудом ходила по комнате. Каждый шаг отдавался болью в позвоночнике. Эта боль, однако, была не так сильна по сравнению с тем, что творилось в ее душе.
Глаза у нее были красные, каштановые волосы разлохматились.
Завтра четырнадцатое февраля – день ее рождения.
– О всемилостивый Боже, – ревностно молилась она, – сделай так, чтобы вопреки словам Стивена мой отец приехал!..
Откинув голову, Белл остановилась посреди комнаты. Раскинула руки как крылья. О, если бы только она могла летать! Если бы, как птица, могла стремительно умчаться вдаль. Свободная, неподвластная изменчивой воле людей.
Со всех сторон ее окружала тьма. Белл уронила руки. Ничто не могло развеять мучительные обрывочные воспоминания, затаившиеся в укромных уголках ее души.
Вот уже много дней она никуда не выходит, безотлучно сидит в своей комнате. Напрасно Мэй и Роуз, принося еду, пытаются уговорить ее прогуляться. Она их не слушает.
Зажмурившись, Белл старалась держать себя в руках. Ведь это канун ее дня рождения, но ничто не предвещает появления отца, которого она не видела вот уже семнадцать лет, и все эти годы время неотвратимо стирает всякую память о нем. Что будет с ней, если он не явится и на этот раз? Переживет ли она это? Будь проклят Стивен со своими сомнениями! Что-то загремело в доме. Ее глаза широко открылись. Сразу возродилась надежда. Но тут она вспомнила о приеме. Вероятно, какой-нибудь рабочий старательно трудится над окончательной отделкой зала, где Стивен с помощью Адама устраивает большой бал. В зале светлом и просторном, с огромной хрустальной люстрой.
