— Не тревожьтесь обо мне, Саксоночка. Это должно было произойти рано или поздно.
Он открепил кокарду от шапочки и с кислой усмешкой взвесил ее на ладони.
— Вы знаете мой девиз, барышня? — спросил он. — Я имею в виду — девиз моего клана?
— Нет, — ответила я. — Какой же он?
Джейми подбросил кокарду вверх, поймал ее и осторожно положил в спорран. Холодно глянул через распахнутую дверь на собирающихся беспорядочными кучками членов клана Макензи.
— Je suis prest, — ответил он на очень хорошем французском.
Обернулся и посмотрел на Руперта и еще одного огромного Макензи, которого я не знала: лица у обоих пылали как от внутреннего воодушевления, так и от духа спиртного, принятого, как видно, в немалом количестве. Руперт держал длинный тартан цветов Макензи.
Без долгих предисловий второй мужчина протянул руку к пряжке на килте Джейми.
— Саксоночка, вам лучше уйти, — посоветовал Джейми. — Женщине здесь не место.
— Я понимаю, — ответила я и получила в награду кривоватую улыбку.
На Джейми тем временем надели новый килт, а старый был из-под него просто сдернут к ногам, и, таким образом, скромность не пострадала. Руперт и второй мужчина взяли Джейми под руки и повели к выходу.
Я немедленно повернулась и направилась к лестнице на галерею для менестрелей, тщательно избегая смотреть на членов клана, мимо которых пришлось проходить. Свернув за угол, я остановилась и прижалась к стене, чтобы никто меня не заметил. Подождала, пока коридор на время опустеет, шмыгнула в дверь, ведущую на галерею, и поспешно закрыла ее за собой, прежде чем кто-нибудь вывернулся из-за утла и заметил, куда я скрылась. Откуда-то сверху на лестницу падал свет, и я вполне благополучно поднялась по разбитым ступеням. Карабкаясь туда, откуда шел свет и доносился шум, я думала о последних фразах нашего с Джейми разговора.
«Je suis prest». Яготов. Мне оставалось надеяться, что это так.
Галерея была освещена сосновыми факелами, которые то и дело давали ярчайшие вспышки, стоя в своих гнездах, окруженных черными пятнами сажи — следами предшественников. Несколько лиц повернулось в мою сторону, едва я появилась на галерее. Судя по всему, здесь, наверху, собрались все женщины замка. Я узнала Лаогеру, Магдален и некоторых служанок, которых мне приходилось встречать в кухне, — и, конечно же, величественную фигуру мистрисс Фиц-Джиббонс, занимающую почетное место возле балюстрады.
Завидев меня, она дружески кивнула, приглашая подойти к себе, и женщины потеснились, чтобы дать мне пройти. Я подошла к перилам — и весь Холл открылся предо мной.
Стены его были убраны ветками мирта, тиса и падуба; аромат этих вечнозеленых деревьев доносился и на галерею, смешанный с запахом дыма и мужских тел. Мужчин было несколько десятков, и у каждого одежда геральдической расцветки — у иных просто плед, наброшенный прямо на рабочую рубаху и потрепанные клетчатые штаны, да шапочка. Фасоны варьировались, но цвета оставались неизменными — темно-зеленый и белый.
Большинство, однако, было одето так же, как Джейми: килт, плед и шапочка, у многих прикреплены кокарды. Я отыскала глазами Джейми; по-прежнему мрачный, он стоял у стены Руперт затерялся в толпе, но двое куда более крупных Макензи стояли по левую и правую руку Джейми, точно телохранители.
Беспорядок и суматоха в Холле поулеглись после того, как постоянные обитатели замка оттеснили вновь прибывших к нижней части зала.
Вечер был сегодня особенный, и кроме юнца, который обычно играл на волынке в одиночестве, появились еще два волынщика; гордая осанка одного из них, а также сделанные из слоновой кости наконечники трубок его инструмента свидетельствовали о том, что это признанный мастер. Он кивнул двум другим, и зал наполнился густым басовым гудением волынок. Менее крупные, нежели боевые волынки Северной Шотландии, эти производили тоже достаточный шум.
Но вот в басовую мелодию ворвалась пронзительная трель, от которой у слушателей кровь закипела. Женщины вокруг меня пришли в возбуждение, и я вспомнила строчки из «Мэгги Лодер»[19]:
Я Рэб-певец, известный всем в округе,
И сходят девушки-красавицы с ума,
Едва возьму свою волынку в руки…
Женщины на галерее если и не сходили с ума, то, во всяком случае, были в полном восторге и, свешиваясь через перила, оживленно переговаривались и воздавали дань восхищения то одному, то другому из прогуливавшихся по залу особенно нарядных представителей сильного пола. Какая-то девушка обратила внимание на Джейми и с приглушенным восклицанием предложила подружкам полюбоваться им. Тотчас начались оживленные перешептывания и мурлыканье по поводу его наружности. Впрочем, многие говорили не столько об этом, но о том, как это он явился присягать. Я заметила, что Лаогера, увидев его, так и рассияла, и припомнила, как Алек говорил тогда в паддоке, что ее отец ни за что не выдаст дочь за того, кто не из клана Макензи. В самом ли деле он племянник Колама? Возможно, это лишь хитрость. Уловка, должная прикрыть человека, поставленного вне закона.
Музыка волынок достигла наивысшей громкости и страсти — и вдруг оборвалась. В полной тишине, наступившей в Холле, Колам Макензи появился в верхних дверях и торжественно прошествовал к воздвигнутому в почетном конце зала небольшому возвышению. Он не делал никаких усилий, чтобы скрыть свою немощь, но на этот раз и не выставлял ее напоказ. Он выглядел великолепно в своем лазурно-голубом кафтане, богато расшитом золотом, с серебряными пуговицами и розовыми шелковыми манжетами почти до локтя, Килт из тонкой шерсти спускался ниже колен, закрывая почти полностью ноги и короткие чулки. Шапочка голубая, но в кокарду вставлены перья, а не веточка падуба. Весь зал затаил дыхание, когда Колам занял свое место в центре возвышения. Кем бы еще он ни был, но актером он, во всяком случае, был.
Колам повернулся лицом к собравшимся, воздел руки и приветствовал всех громким кличем:
— Тулах Ард!
— Тулах Ард! — заревел зал в ответ. Женщина рядом со мной вся задрожала.
Затем Колам произнес короткую речь на гэльском языке. Она была несколько раз прерываема громкими криками одобрения, а сразу после нее началась церемония присяги.
Первым к возвышению подошел Дугал Макензи. Он остался стоять перед возвышением, и головах братьев оказались на одном уровне. Дугал оделся богато, но на его коричневом бархатном кафтане не было золотого шитья, и таким образом он не отвлекал внимания от великолепной пышности наряда Колама.
Дугал выхватил из ножен свой кинжал и опустился на одно колено, держа кинжал острием вверх. Голос у Дугала был менее сильный, чем у Колама, но все же достаточно громкий для того, чтобы каждое его слово услышали во всех уголках зала.
