— Знаю, это нехорошо. И не следовало… Но я была очень молода и любопытна.
— Любопытна? — Рис схватил ее за локоть и увлек в темную нишу под крыльцом. — И что же ты видела?
— Тебя, — прошептала она дрожащими губами. — Всего тебя.
Это озеро являлось его убежищем после избиений. То было его единственное безопасное место. Там он осматривал рубцы и синяки и утолял боль в холодной воде, пытаясь смыть с себя кровь и унижение. Но выходит, все это время кто-то шпионил за ним?
Ему стало нехорошо. Ведь он был тогда обнажен… во всех смыслах этого слова. Был уязвим и беззащитен: И все его фиолетовые синяки и красные горящие рубцы… Она видела их! Видела все!
Ушли годы на то, чтобы залечить раны, нанесенные отцом. Залечить… но не все. Остальные были спрятаны под другими, более поздними шрамами. По крайней мере он так считал. Но оказалось, что ошибался. Мередит видела все, даже то, что он сам не видел.
Кроме того, он ведь тогда был юнцом с естественными мужскими инстинктами, жаждавшим хотя бы мимолетного наслаждения…
Черт бы все побрал! Так вот как она узнала, что он левша!
Он со вздохом пробормотал:
— Поверить не могу…
— Рис, пожалуйста, не сердись.
Брезгливо морщась, он отвернулся. Была ли Мерри ему сейчас противна? Неизвестно. Главное — он был противен себе.
Но неужели он действительно мечтал, что Мередит выйдет за него? Ведь даже женщину, которая не была свидетельницей его позора, отвратило бы его прикосновение…
Рис дернул за галстук, ослабляя узел. Воздух сгустился так, что, казалось, было трудно дышать. Она знала. Знала все!
— Рис, пожалуйста!.. — Мередит схватила его за рукав и прижала ладонь к его щеке.
Он тут же отвернулся, чтобы не смотреть ей в глаза.
— Прости меня, Рис, — бормотала Мерри. — Я поступила ужасно и понимаю это. Но я ходила за тобой повсюду, потому что ничего не могла с собой поделать. Ты был силен и буен, а я… Я тоже всегда хотела быть такой. Я была заворожена тобою. И сказать по правде, влюблена.
— Влюблена? — Он презрительно усмехнулся.
— Да, Рис, да. Я обожала тебя. Сходила по тебе с ума. Помоги мне, Боже! Я и сейчас схожу с ума!
Она привлекла его к себе и поцеловала в подбородок. Затем — в уголок губ и в щеку. И в закрытые глаза.
Его руки все это время были сжаты в кулаки. Он жаждал ее близости, но боялся к ней прикоснуться.
— Рис, пожалуйста… — снова прошептала Мередит, прижимаясь щекой к его щеке. — Рис, тебе нечего стыдиться. И не сердись на меня. Я этого не вынесу. Я была глупышкой с дурацкими девичьими грезами. Я только хотела быть рядом. Любым способом.
Она поцеловала его в губы. Желание мгновенно отрикошетило вниз, к паху. И он невольно содрогнулся.
— Поверь, — продолжала она, обнимая его, — я ничего не могла с собой поделать. Совсем как в легенде. Ты был так красив…
Она прижалась лбом к его подбородку. Он ощутил ее дыхание. Быстрое и жаркое, словно она боялась или была возбуждена. Или возможно, и то и другое одновременно.
Грудь его тяжело вздымалась с каждым прерывистым вздохом. У него больше не осталось секретов. И не осталось средств обороны. У него ничего не было, кроме той же бездонной, темной, пустой и бессмысленной боли, которая жила в нем столько, сколько он себя помнил. То была бесконечная лестница, ведущая вниз, в темный холодный колодец его души. Но теперь он достиг каменистого дна. И там стояла… она! Стояла с самого начала.
Он проклинал ее. И благословлял. Он нуждался в ней. Сейчас. Немедленно!
— Я хочу тебя, — прохрипел он. — Здесь и сейчас.
— Да, Рис.
Это тихое «да» отчасти успокоило его, и он прохрипел:
— Мерри, но я не могу быть нежным.
— Мне все равно, Рис. — Она заглянула ему в глаза. — Только скорее.
Они тут же отступили друг от друга и принялись срывать с себя одежду. В какой-то момент Рис осмотрелся. На улице никого не было. Но даже появись тут толпа зевак, он вряд ли остановился бы. Потребность оказаться в ней, в Мерри, была неудержимой и первобытной.
Когда же Рис снова повернулся к ней, оказалось, что она уже успела поднять юбки — ровно настолько, чтобы он увидел ее подвязки и молочно-белую кожу над ними. И тут ему вдруг почему-то захотелось укусить ее.
— Поспеши, — прошептала она, прислоняясь к стене и выпячивая бедра.
Он высвободил свою плоть и испытал мгновенный холод ночного воздуха, прежде чем найти ее жар. Приподняв бедра Мерри, он вонзился в ее лоно. И вонзался снова и снова, все глубже и глубже. Он двигался все быстрее, двигался яростно и неистово, вознамерившись пронзить ее так глубоко, как только мог. И все же это не могло сравниться с тем, как безоговорочно она овладела им.
— Больше! — прорычал он. — Прими меня всего!
А Мередит словно обезумела. Ее зубы царапали его шею, когда она сдерживала крик экстаза. Ее скрытые мышцы судорожно сжались, затрудняя ему проход и одновременно давая невыразимое наслаждение. И он продолжал пробиваться вперед — сквозь восхитительное сопротивление. Когда же наконец дошел до конца, прохрипел:
— О Боже, как хорошо…
— Стой! — воскликнула вдруг Мерри. — Кто-то идет…
Рис замер. И услышал чьи-то легкие шаги. Шаги становились все громче.
Рис втиснул любовницу в самый дальний угол ниши и загородил своим телом, надеясь, что в своей темной одежде, да еще и в темноте, он останется незамеченным.
Их совместное дыхание глухим ревом отдавалось у него в ушах. Но сейчас он мог только стоять неподвижно и молиться, чтобы их не услышали, не заметили.
Когда же шаги наконец стихли, Рис хрипло застонал, отстранился и снова вошел в Мерри.
— Господи милостивый! — пробормотал он со стоном.
Вынужденная задержка обострила все его ощущения. И не просто обострила — умножила. Он ускорил темп, самозабвенно лаская любовницу.
Хриплый крик вырвался из его груди, когда наслаждение взорвалось в нем, на миг ослепив и лишив мыслей.
Он припал к груди Мередит, пригвоздив ее к стене. Истинная, чистейшая радость пела в его душе. Пела в каждой клеточке его тела. И на один благословенный миг он познал чистое наслаждение.
— Мерри, я…
Но слов он не нашел. Просто стоял, уткнувшись лицом в ее волосы, ожидая, что она скажет ему, как быть дальше. Будь он проклят, если хоть что-то понимал!
— Попроси меня… — Мередит судорожно сглотнула, и он по голосу понял, что она улыбалась. — Я не верю в судьбу или рок… и вообще ни во что, кроме того, что связывает нас прямо здесь, прямо сейчас. А теперь попроси выйти за тебя замуж.
О Господи! Рис глубоко вдохнул ее жасминовый аромат. На языке же остался нектар ее губ. И он так легко может получить все это?
