Иногда мне хотелось отправиться вместе с Карлом и всеми детьми в Утленд и немного пожить самой обыкновенной жизнью. Конечно, долго бы я там не выдержала. Будучи по натуре довольно-таки легкомысленной, я любила маскарады и балы, красивые платья и драгоценности. Кроме того, я ощущала в себе непреодолимую тягу к разного рода интригам. Как я радовалась приезду Панзани, с которым заключила тайный союз наперекор всем этим ханжам, окружавшим меня!
С рождением Елизаветы у нас возникли дополнительные расходы. Ее передали на попечение графине Роксбург, которая воспитывала и ее старшую сестру Мэри. Но нам пришлось нанять няню, кормилицу, портного и других слуг, как это подобало принцессе королевской крови. Вдобавок у нас часто гостили племянники Карла, сыновья его сестры Елизаветы, что было сопряжено с расточительными увеселениями. Старший, Чарльз-Льюис, был несколько скучноват, зато младший, семнадцатилетний Руперт, отличался жизнерадостным нравом. Было очень приятно видеть обоих молодых людей при дворе, и одно из празднеств в их честь осталось у меня в памяти. Леди Хэттон в своем поместье целый месяц устраивала бесконечные маскарады и всевозможные представления, а в заключение дала бал для жителей Лондона, предупредив, что придворные на него не приглашаются. Генри Джермин предложил отправиться туда инкогнито, и я подумала, что это будет весьма любопытно.
– Но как это осуществить? – спросила я.
– Мы переоденемся горожанами, – сказал Генри. – Я преображусь в купца, а Ваше Величество станет лавочницей.
Какое удовольствие мы получили! Я велела своим портнихам сшить мне платье с чепцом, который хотя бы отчасти скрывал мое лицо, так как я не исключала, что кто-нибудь сможет узнать меня. Потом я послала за одной из своих кружевниц, у которой была лавка в городе, и посвятила ее в наши планы. Она обещала нам содействие и, когда настало время, пригласила нас к себе, а оттуда проводила на бал.
Было так замечательно танцевать с горожанами, слушая их разговоры, хотя некоторые из них очень бранили католиков, заполонивших Англию. Кое-кто даже нелестно отзывался обо мне, но тогда я не восприняла эти выпады всерьез. Они казались мне своего рода острой приправой к нашему приключению. Генри Джермин был просто очаровательным в роли купца, да и лорд Голланд, всегда готовый к любым авантюрам, оказался прекрасным спутником…
Карл тогда пребывал в хорошем расположении духа, так как его племянники по случаю рождения нашей дочери Елизаветы привезли ему в подарок четыре картины редкостной красоты. Король был в восторге от того, что его собрание живописи пополнилось холстами кисти Тинторетто и Тициана! Белоснежных арабских скакунов, подаренных вместе с картинами, Карл отдал мне.
– Я уверен, что вам они доставят больше удовольствия, чем мне, – искренне сказал он. – Я же буду любоваться новыми картинами.
Кто бы на нашем месте стал омрачать себе радость, связанную с появлением на свет дочери, и удовольствие от устроенных по этому поводу пышных торжеств тягостными раздумьями о плачевном состоянии наших финансов? Во всяком случае это было совершенно не в моем характере.
Меня, правда, несколько огорчило известие о том, что леди Элеонора Дэвис, которая в свое время предсказала, что мой первый ребенок будет рожден и похоронен в один и тот же день, внезапно овдовела. За три дня до смерти своего второго супруга сэра Джона она предвидела его кончину. Говорили, что, когда она собралась заранее одеться в траур, сэр Джон сказал:
– Не оплакивай меня, пока я жив; зато я разрешаю тебе смеяться, когда я умру.
Некоторое время спустя леди Элеонора была приговорена к тюремному заключению и штрафу в три тысячи фунтов. Не знаю точно, что она такого совершила, я слышала лишь, что преступление было каким-то образом связано с ее предсказаниями. Может быть, она и впрямь была в сговоре с дьяволом, но во всяком случае она искренне верила в свои пророчества и считала своим долгом не таить этот дар от людей.
В Англию прибыл новый посланник папы Джордж Конн. Это был шотландец привлекательной наружности и исключительного обаяния. Он получал знания в лучших католических учебных заведениях в Париже и Риме, завершил же образование в Болонье, где вступил в орден доминиканцев.
Как я узнала позднее, его направили в Лондон с тем, чтобы он, завоевав доверие двора, попытался – разумеется, с величайшей осторожностью – приобщить к римской вере английскую знать. Планы Панзани, стремившегося обратить в католичество всю страну, Ватикан счел пока неосуществимыми. Решено было начать с наиболее влиятельных аристократов. С этим-то поручением и приехал Конн.
Необходимость приспосабливаться к жизни то в одной, то в другой стране выработала в этом человеке редкое умение общаться. Он заставлял собеседника забыть о том, что перед ним лицо духовного звания. Карлу и придворным доставляли большое удовольствие разговоры с ним, так что вскоре он стал всеобщим любимцем. В Лондоне он снял целый дом, часть которого отвел под церковь, и католики, жившие поблизости, собирались у него слушать мессы. Отец Конн сказал мне, что папа восхищен моими усилиями и в знак своего благоволения шлет мне прекрасный золотой крест, отделанный драгоценными камнями. Я носила его с гордостью и говорила своим друзьям, что это самый ценный дар, который мне когда-либо подносили.
Однажды Джордж Конн показал мне замечательное изображение святой Екатерины и сказал, что хочет отдать оправить его, чтобы затем вручить мне. Я решила повесить картину в своей спальне, чтобы, открыв утром глаза, я сразу видела перед собой одухотворенный лик этой мученицы.
Отец Конн был доволен мною, но заметил, что нам предстоит еще немало потрудиться. Я была очень рада, что король тоже полюбил его общество. Как-то Карл сказал:
– Мне кажется, что в душе я католик.
Я торжествующе взглянула на отца Джорджа, решив, что победа близка. Теперь-то я не сомневаюсь, что Конн был слишком умен, чтобы разделить мою уверенность. Однако тогда я возгордилась. Мало того, что я была счастливой супругой и матерью, – на мои плечи легла великая миссия: привести мою вторую родину к вечному спасению.
Конечно, я понимала, что Карлу трудно решиться переменить веру – ведь, возложив на себя венец английских королей, он поклялся чтить законы реформированной церкви; именно поэтому я в свое время отказалась короноваться вместе с ним.
Я давно уже водила маленького Карла в католический храм, свято выполняя ту часть моего брачного контракта, где мне предписывалось заниматься воспитанием моих детей вплоть до достижения ими тринадцатилетнего возраста. Карлу было пока всего шесть лет, но он с удовольствием слушал мессы и задавал мне потом множество вопросов. Один из таких вопросов пришел ему в голову как раз тогда, когда рядом оказался его отец.
