– Нет, я кое-куда ездил, – сказал он, приятельски похлопывая хозяйку заведения по талии. – Есть что-нибудь от головной боли? В трезвом виде ее не стерпеть.
Пока герцог осуществлял свой план, он старался не пить, чтобы голова оставалась ясной.
– Пиво должно взбодрить вас, ваша светлость. – Бланш поставила перед ним кружку пива. – А вторая поможет от головной боли. – Она кокетливо улыбнулась.
Рекстер опустошил одну кружку. Горьковатое пиво приятно потекло в горло отодвигая пустую кружку, он потянулся за другой.
– Ты видела Милроя?
Казалось бы, простой вопрос, а миссис Шабер в изумлении раскрыла рот. За все годы, пока он бывал в ее заведении, он никогда не заговаривал о ее дружбе с Кенаном, его сыном.
– Нет, сэр. Иногда я неделями не вижу его.
Он кивнул, бросив взгляд на вторую кружку пива. Выпить хотелось, но нет, ему нужна была трезвая голова. Документы во внутреннем кармане его пальто представляли огромную ценность, а он начинал много болтать, когда выпьет.
– Передай ему, что я искал его.
Снова взглянув на кружку и пожалев, что нельзя выпить, герцог встал.
– Можете остаться, а я пошлю кого-нибудь за ним.
– Боюсь соблазниться.
Рекстер направился к выходу, толкнул плечом дверь и растворился в ночи. Прежде чем поехать домой, он хотел проверить еще пару мест. Фиакр, который он нанял, уехал, хотя он обещал доплатить, если кучер подождет его. Он никогда не боялся ночи. Черт, да он ночевал в районах и похуже Но на трезвую голову Рекстер чувствовал себя уязвимым, начинал нервничать. Он запахнул пальто и пошел вниз по улице, не поднимая глаз на встречных прохожих. Герцог даже не обернулся, когда услышал какой-то странный шорох сзади. И тут от удара по голове искры из глаз посыпались. От боли зазвенело в ушах. Второй удар ослепил его. Он закашлял от пыли и крови, не осознавая, что упал лицом на землю. Третий удар лишил его жизни.
Кенан чертыхнулся, разглядев на приближавшейся карете фамильный герб Рекстеров. Дверца открылась и оттуда выглянул человек, узнав которого, он не мог не заметить с усмешкой:
– Если бы мне понадобился зеленый юнец, ты первый получил бы от меня приглашение.
– Милрой, – ответил лорд Невин, ничуть не возмущенный подчеркнуто двусмысленным приветствием. – Я стал мужчиной в двенадцать, когда наш великодушный отец отвел меня в публичный дом и преподал такой урок, которого не сыщешь ни в одной книге. Залезай, я подвезу тебя.
Пробурчав слова благодарности, Кенан уселся в карету. Лорд Невин тоже был в черном.
– Я уже говорил, что у ваших благородных лордов нравы хуже, чем у портовых крыс?
– Пару раз. – Невин дал знак кучеру трогаться. – Но на какой же ступени общества находишься ты, если стремишься вползти в круг этих крыс?
Кенан с грустью подумал, что он где-то между их пометом и мертвечиной.
– Знаешь, хотел увидеть ее. – Он прижал пальцы к закрытым векам, чтобы снять растущее напряжение. – Боже, что это было? Я стоял там и, как сумасшедший, выкрикивал ее имя. Слуги заперли двери, не пускали меня и еле удерживали ее славного отца, который хотел изрешетить меня. Меня все проклинали. А у окна стояла тетушка Молли и грустно смотрела на это безумие. Было видно: она расстроилась из-за того, что я оказался негодяем, о чем ее и предупреждали.
Махнув рукой, он подумал, что Уинни так и не выглянула.
– Типтон наверняка засел где-нибудь со своей смертоносной тростью, чтобы перерезать мне горло, если меня не убьет Бедгрейн.
– Я бы пришел в восторг, узнав, что моей крови жаждет такая семья, – признал Невин, сверкнув глазами. – Но не на сей раз. Не такой ценой.
– Цену можно установить, – возразил Кенан. Он готов был просить, умолять, даже убить, лишь бы больше не видеть в глазах Уинни тоски и боли раненого животного. – Что касается нас, я готов согласиться на ничью.
Лорд Невин задумчиво смотрел в окошко кареты.
– Ты, должно быть, по-настоящему любишь ее, если хочешь пойти на такие жертвы. – Помолчав, он продолжил: – Если я соглашусь, это не значит, что я перестал недолюбливать тебя.
– А я – тебя.
И они заключили мировую.
– Мы так и подумали, что найдем тебя здесь, – сказала Девона, остановившись на ступеньках, ведущих к оранжерее.
Типтон, одетый для вечернего выхода, стоял рядом' с женой. Уинни позавидовала их близости, которую они принимали как должное.
– После того как папа перестал кричать, он перешел к нравоучениям. Я думала, вы уже устали от этого и уехали, – сказала Уинни.
Она сидела, сжавшись и обхватив себя руками, у маленького столика, за которым они иногда завтракали.
Девона присела рядом и положила на ее холодные руки свои теплые ладошки.
– Ненавижу, когда вы с папой в ссоре. Он не обращается к тебе, а ты за ужином не съела ни кусочка.
– Он имеет право злиться. Я опозорила и его, и всю семью. Я эгоистка. Я заслужила худшее наказание, чем голодание.
Уинни заметила, как Девона умоляюще посмотрела на мужа. Типтон подошел ближе и сел напротив. Поглаживая подбородок, он сказал:
– Ты пропустила не один ужин, Уинни, исхудала, и мне не нравится, что ты такая бледная. – Всегда на страже здоровья родных, он нащупал пульс у нее на запястье и нахмурился, почувствовав ускоренный ритм. – Я думал, ты боец, сестренка. Никогда не представлял тебя мученицей.
Она вздернула подбородок.
– Мне не нужна жалость, Типтон. И я не бегу от ответственности, – сказала она, сожалея о давнишних нападках по поводу его прошлого. – Прости меня, хотя это недостойно прощения.
– Извиняться за правду? Ты еще и расстроить меня хочешь, – игриво проговорил он. – Мне больше нравится видеть тебя с высоко поднятым носом, готовой кольнуть меня, чем обнаружить свернувшуюся в калачик, в одиночестве.
– Я скрывала наши отношения с Милроем. Пора расплачиваться за обман, но боюсь, что, если слухи расползутся, вся семья будет вовлечена в скандал.
Типтон улыбнулся той нежной улыбкой, которую редко можно было видеть на его лице и которую он любил дарить только жене.
– Половину жизни меня самого сопровождали предрассудки и скандалы. Потом появилась Девона. Она со своими выходками только подогревала сплетни.
Типтон взял руку жены и наклонился, чтобы поцеловать ей пальцы.
– Вы были вместе. Я не в том положении, чтобы выгораживать Милроя.
Уинни вытащила руку из-под ладони сестры я положила на живот. Хотя еще ничего не было заметно, Уинни не требовались подтверждения врача о ее деликатном состоянии. Ей не терпелось поделиться своими подозрениями с Девоной, но она хотела сообщить новость сначала Кенану, а потом уже семье. И боялась, что никто из них не будет рад известию.
