Ноздри Лахлана едва заметно затрепетали. Он, без сомнения, почувствовал, что происходит с телом той, которая стояла так близко и смотрела так доверчиво.
– Я не настолько слаб, – ответил он.
– Мой отец тоже был сильным человеком. И все же, потеряв любимую жену – мою мать, – как будто потерял часть себя. Так что воины испытывают глубокие чувства, даже против собственной воли.
– Твой отец гадко обошелся с тобой.
– После того происшествия на пруду он больше ни разу даже пальцем меня не тронул.
– Может быть, физически и не тронул, но ранил твое нежное сердце.
– Откуда вам известно? – Вопрос прозвучал шепотом.
– А как же иначе? Отправил в чужой далекий Хайленд. Приказал выйти замуж за совершенно незнакомого человека. Заставил платить за свои ошибки. Он вовсе не ценил тебя в той мере, в которой отец должен ценить дочь.
– Я же говорила, что сама напросилась сюда.
– Из-за страха, что они отправят глухую сестру.
– Да.
– То есть отец фактически заставил тебя совершить этот шаг.
– Не отец, а Сибил.
– Должен сказать, что ты ошиблась не только в моем характере.
– А в чем же еще? – с улыбкой уточнила Эмили. Самоуверенность вождя казалась занимательной и даже симпатичной.
– В нашей стране Абигайл не чувствовала бы себя несчастной.
– Скорее всего вы правы. Думаю, что со временем смягчился бы даже Талорк. Она удивительно мила и обаятельна.
– В таком случае вы с сестрой очень похожи.
Эмили не придумала, что ответить на неожиданное замечание, и несколько долгих мгновений молча смотрела в темные глаза с манящими золотыми ободками.
Лахлан бережно провел пальцем по пухлым, почти детским, губам. Неожиданное ласковое прикосновение заставило Эмили вздрогнуть.
– Ты надежная подруга. Кэт повезло.
– Я люблю ее.
– И она тебя тоже любит.
– Да, наверное.
– Очень любит. Даже обидела Друстана настойчивыми просьбами отпустить к тебе. Так волновалась, что хотела как можно скорее убедиться, что с тобой все в порядке.
– А он что, надеялся, что Кэт поверит ему на слово? – предположила Эмили. Она уже начинала понемногу понимать характер горцев.
– Да.
– Вы оба так самоуверенны!
– Но ведь не жестоки?
– Нет. Не стала бы обвинять вас в жестокости.
– А Ангус?
Эмили смутилась.
– А что Ангус? Его я никогда не считала жестоким. Разве только за компанию с остальными.
Известие явно не порадовало Лахлана.
– Тебе очень нравится с ним общаться.
– Но не больше, чем с вами. Я не давала повода для обобщений.
– Разве?
– Конечно. Этого просто не могло случиться, потому что мне очень приятно общаться с вами.
Скорее всего не стоило открывать душу. И все-таки какая-то часть существа требовала поведать, какое огромное место он занял в ее сердце.
Взгляд Лахлана изменился. В глазах мелькнула едва уловимая искра, которую можно было принять за облегчение.
– Приятно слышать.
– Правда?
– Хотя такого и не должно быть.
Эмили не стала спрашивать почему. Догадаться было нетрудно. Ей и самой не хотелось думать о невозможности будущего вдвоем с этим необычным человеком.
– Наверное, рядом с вами я веду себя как самая настоящая распутница. Но в моей душе нет ничего безнравственного. Просто к вам я испытываю какое-то необычное чувство – как ни к кому другому.
– А как же Талорк?
– Попрошу его не отсылать меня домой. Но выйти за него замуж не смогу. Впрочем, думаю, он и сам не будет настаивать.
Оборотень Талорк наверняка хотел жениться на англичанке не больше, чем Лахлан. Разница, однако, заключалась в том, что между ним и Эмили не возникло даже искры желания.
– Почему же не сможешь? Из-за моих прикосновений?
– Да, – едва слышно прошептала Эмили. Она постеснялась добавить, что не может представить близости с другим мужчиной. И так уже раскрыла сердечные тайны.
– Боишься, что он сочтет тебя испорченной моим прикосновением?
– Нет.
– Значит, просто не хочешь, чтобы он прикасался к тебе так же, как и я?
Балморал понимал слишком многое. Эмили промолчала.
– Но ведь я только начал прикасаться к тебе. Вместе нам дано познать бескрайние удовольствия – не доходя до крайности, не лишая тебя девственности. Ты даже представить не можешь, какие интимные ласки нас ожидают.
Иногда Лахлан выражался до отчаяния прямолинейно. Но Эмили не обижалась, а лишь смущалась – оттого что сама ни за что не смогла бы говорить так честно и открыто. Во всяком случае, пока.
– Я ведь была рядом с вами обнаженной, – напомнила она. – Разве это не предел интимности?
– Ты всего лишь училась плавать. – Лахлан неожиданно заключил ее в объятия. – А сейчас пришло время научиться многому другому.
Вождь отнес Эмили к камину и, не выпуская, сел в глубокое просторное кресло.
– Прямо здесь? – изумленно воскликнула Эмили. Почему же он не выбрал более укромное место? Сейчас зал был пуст, но кто знает, что произойдет через несколько минут?
– Если мы окажемся в комнате, то я не выдержу: погружусь в тебя и забуду о последствиях! – признался Лахлан глубоким гортанным голосом. Лишь тембр выдавал глубину чувств, которые вождь тщательно скрывал и в поведении, и в разговоре.
– Но этого вы допустить не можете.
– Нет.
Эмили понимала, что причина заключается именно в необходимости воздержания, и даже знала почему. Но все же было больно. И ужасно обидно. Наверное, она уже любила гордого, сильного и в то же время чуткого горца. Какая разница, оборотень он или нет? Сейчас это уже не имело ни малейшего значения. Единственно важным казалось само чувство. Оно возникло в душе, и Эмили ни на секунду не сомневалась, что останется там навсегда, до конца дней. Балморал завладел сердцем, но сам хотел лишь обладания телом.
Она готова отдать все, что он потребует, по доброй воле и без лишних условий, просто ради тех долгих, беспросветно одиноких лет, которые маячат впереди. С ней останутся воспоминания о минутах счастья.
Эмили крепко, обняла Лахлана за шею и поцеловала. Потом тихо проговорила в самые губы:
– Заставь меня забыть.
– Забыть что?
– Все.
Так он и сделал.
С того самого мгновения, как Лахлан ответил на поцелуй, Эмили забыла обо всем на свете. Остался лишь он, и только он. Она сидела у него на коленях, и все же пока хватало лишь поцелуев. Его губы творили чудеса чувственности, но сам он оставался в полной неподвижности. И все же Эмили тонула в море желания.
Каждое прикосновение будило страсть, настойчиво требовало познать бесконечные волшебные ощущения, которые мог подарить возлюбленный.
