Желтый солнечный свет окутал безмятежную долину. Лучи сверкали на голубой поверхности ручья. Солнышко грело жирную темно-коричневую почву. Огромные деревья отбрасывали тени на зеленый папоротник и яркие полевые цветы, росшие на краю владений Брениганов.
Но Девлин не замечал ничего, машинально бросая охапки сена в загон. Мыслями он не расставался с Анджеликой, лежащей в доме.
Сколько еще ее тело сможет выдерживать такую высокую температуру? Она сильно ослабла, а до выздоровления так далеко…
Закрыв глаза, Брениган прислонился к ограде. Дважды в своей жизни он сталкивался с тифом. В первый раз он сам им болел. Об этом моменте Девлин ничего не помнил, если не считать тех секунд, когда ему казалось, что лучше умереть, чем так мучиться. Во второй раз, в Чикаго, он тогда занимался продажей скота для своего хозяина… Первым заболел покупатель… Доктор, оказывавший помощь жертвам эпидемии, сказал Бренигану, что у него иммунитет к тифу, потому что он уже переболел им.
Девлин не смог забыть, как все это было. Он видел, как мужчины и женщины, молодые и старые, то горели от жара, то тряслись от озноба на протяжении всей болезни. На его глазах многие уходили в мир иной. Если высокая температура не падала долгое время, то они всегда умирали. Всегда!
– Мистер Брениган!
Обернувшись на крик, Девлин увидел, что к нему подъезжает Торин. Юноша спешился, взглянул на дом, потом снова на хозяина.
– Мистер Брениган… она…
– Держится.
– Мы получили известие от доктора… Он не сможет приехать в Морган-Фоллз, так как в Снохомише очень много больных.
Девлин отошел от загона и прищурился: яркое солнце слепило его.
– А как там миссис Фарленд и миссис Брайтон? Кто-нибудь заболел еще?
– Нет, никто, – произнес Торин и опустил глаза. – Миссис Брайтон умерла вчера ночью.
Брениган почувствовал острую боль в груди. Да, беда всегда мчится на лихом скакуне.
Перед его взором предстала та пышная, с розовыми щеками, женщина, что радушно пригласила их в дом и обращалась с ними, словно с членами ее семьи, а не с постояльцами. Ей, наверное, не исполнилось и пятидесяти. Теперь ее больше нет.
– С Робби все хорошо, – добавил Торин, – папа присматривает за ним… Я подумал, что нужно приехать к вам и сделать хоть что-то в поле. Иначе вы все запустите. – Он решительно взял поводья. – Я позабочусь о вашей ферме, пока вы ухаживаете за женой.
«Ухаживаете за женой… ухаживаете за женой…»
Тиф убил миссис Брайтон.
«Ухаживаете за женой… ухаживаете за женой…»
Он не позволит болезни отнять у него Анджелику.
Девлин кивнул, развернулся и направился к дому. Он и так уже слишком долго не находился с нею рядом.
* * *
В театре стояла невыносимая жара. Текст совершенно выпал из памяти. Режиссер что-то говорил приглушенным голосом, но она не могла разобрать, о чем идет речь, хотя напрягалась изо всех сил.
Неожиданно зал опустел, и Анджелика осталась на сцене одна. Звуки ее шагов отзывались около балконов, возвращались к ней, словно призраки актеров, ушедших с подмостков. Страх сжал сердце, мурашки пробежали по спине…
«Я же говорил тебе, что ты не сможешь уйти от меня!»
Корралл пыталась кричать, но голосовые связки словно одеревенели. Она хотела бежать – и не смогла, будто кто-то приколотил ее туфли к полу огромными гвоздями. С бьющимся сердцем, замирающим от ужаса, Анджелика наблюдала, как Ламар идет по огромному пространству сцены. Там, где должно находиться его лицо, угадывалось только черное пятно. Но она знала – это он. Корралл чувствовала его, ощущала зло, переполнявшее душу Оруэлла.
– Анджелика! Я никогда не выпускаю своего из рук! Я же говорил тебе об этом… Почему ты не послушала меня? Почему?!
«Робби!»
– Ты его больше никогда не увидишь, потому что недостойна быть матерью! У тебя нет мужа… Посмотри на себя… Никто не может любить тебя! Никто!
Раздался издевательский смех Ламара.
«Нет!.. Нет… Это неправда! Девлин любит меня… Робби не может жить без моей любви… Неправда!.. Неправда!..»
Смех не прекращался, раздаваясь все громче у нее в ушах, колотясь в черепной коробке. Смех… Смех… Смех…
«Прекрати! Пожалуйста, прекрати!»
* * *
– Пожалуйста, прекрати…
Анджелика произнесла эти слова так тихо, что он едва смог их расслышать. Девлин склонился над ней и увидел, как из глаз женщины заструились потоки слез.
– Пожалуйста, прекрати…
– Анджелика, – позвал Брениган, убирая с лица Корралл темные локоны волос, – все хорошо, ангел мой, я здесь… Здесь, с тобой. Никто не сможет повредить тебе. Все в порядке…
– Пожалуйста, – тоненьким голоском умоляла она.
Бессильный что-либо сделать, Брениган продолжал шептать ласковые слова наперекор всему, надеясь, что Анджелика услышит его.
* * *
Пальцы Мэрфи железными тисками сжали ей руки. Затем насильник разорвал на ней платье и стал пожирать глазами ее грудь. Она пыталась закричать, но снова не смогла издать ни звука; хотела убежать, но почувствовала веревки, крепко опутавшие тело. Корралл не могла даже пошевелиться.
И вдруг раздался взрыв. Девлин спас ее! Он пришел вовремя!
Неожиданно Анджелика поняла, что все кругом в крови. Алая влага покрывает ее тело, платье, струится вокруг ног, стекает по лицу, ослепляя и заволакивая глаза красной пеленой.
* * *
Корралл смотрела на Девлина, ее глаза горели паническим страхом.
– Кровь! – выкрикнула она. – Кровь! Сотри кровь… Пожалуйста, сотри ее с меня…
– Анджелика, никакой…
– Ты застрелил Мэрфи… Ты застрелил его…
Так же внезапно, как проснулась, Корралл снова впала в забытье. Она закрыла глаза, тело стало неподвижным. Девлину осталось лишь воспоминание об ужасе, отразившемся в ее глазах, воспоминание об ужасе, причиной которого являлось совершенное им убийство.
* * *
Дни слились в единую однообразную череду.
Брениган неусыпно дежурил у кровати Анджелики, покидая свой пост только в случае крайней необходимости или когда что-либо требовалось для больной. Он часто менял постель; ему приходилось кипятить простыни, чтобы простерилизовать материал. Только после такой обработки Девлин вывешивал их на солнышко для просушки.
Он приготовил мясной бульон, пытаясь вызвать в ней желание поесть, но все оказалось тщетно.
Брениган обмывал ее горячее, покрытое розовыми пятнами тело, всегда помня, каким живым оно было еще совсем недавно.
По мере повышения температуры бред сменился мертвенным спокойствием и неподвижностью. Иногда Анджелика узнавала его, но чаще – нет. Ее мучили ужасные кошмары. Лицо Корралл отражало те страхи, что терзали душу, когда она металась в бреду.
